Операция "Кеннеди" (СИ)

Я многому научился у Шайке Алона, и он с удовольствием помогал мне осваивать азы нелюбимой профессии в "Мевасере". Я думаю, что он добровольно записался в мои наставники, отдавая дань всеобщему сионизму сезона — в случае Шайке, не излеченному и поныне. В те времена, на пике повального увлечения игрой в абсорбцию, газетные опросы извещали, что каждая израильская семья готова принять, обогреть и накормить пару-тройку новоприбывших. Шайке Алон свой план по абсорбции выполнил на мне, взявшись не только учить меня ремеслу, но и устроив мне фантастическую халтуру корреспондента по русским делам в "Мевасере". Этот приработок, разрешенный даже моим кабальным договором об эксклюзиве, приносил мне в иные месяцы больше денег, чем основная работа в "Вестнике". Матвей страшно потешался над этой моей халтурой, хотя в душе, как я полагаю, завидовал если не глупой славе, то заработкам. К сожалению, всенародный интерес к судьбе репатриантов довольно скоро сошел на нет, и к началу войны в Персидском заливе все ежедневные газеты избавились от соответствующих рубрик. Ликвидированы были даже ставки корреспондентов по делам алии. Мне, правда, удавалось иногда тиснуть заметку-другую о российско-израильских связях, а в дни августовского путча я сутки просидел на телефоне в редакции "Мевасера", обеспечив газету подборкой актуальных интервью со всеми своими московскими приятелями. Но с Шайке я встречался все реже, особенно после того, как Матвею удалось убедить Гарика поставить в редакции модем, и все иерусалимские сотрудники "Вестника" вообще перестали являться на работу, отправляя свои материалы по телефонному кабелю.

Когда после скандала с отставкой Гранота новый хозяин газеты назначил Шайке Алона главным редактором, я даже не знал, стоит ли радоваться за моего давнего покровителя. С одной стороны, главный редактор "Мевасера" — козырная должность, и из анонимного — хоть и всемогущего — сотрудника редакции Шайке в одночасье стал национальной знаменитостью. Его портреты и биографии были сразу опубликованы во всех газетах, интервью с ним заполнили теле— и радиоэфир, ссылки на него начали появляться в корреспонденциях CNN и "Тайма". С другой стороны, Шайке пятнадцать лет опровергал собственным примером знаменитый принцип Питера, гласящий, что никакой работник не может долго удержаться в должности, для которой он более всего подходит: его непременно переведут на другой род работы, в которой он наименее компетентен. И вот явился Юсуф Мавроди, как некий deus ex machina или пресловутый бетховенский аккорд, чтобы восстановить в отношении Шайке этот универсальный принцип, сделав лучшего на Ближнем Востоке начальника деска весьма посредственным главным редактором.

Его блестящие администраторские таланты, умение организовать работу деска в режиме страшного давления, чутье и цепкая память не пригодились Алону в новом качестве. Теперь его задача была определять направление и стиль огромной газеты, выпускающей 350 полос "таблоид" в неделю, привлекать авторов для колонок, самому писать статьи "От редакции", да к тому же еще присутствовать на всех официозных мероприятиях. За 15 лет работы начальником деска Шайке, по его собственному признанию, не обзавелся даже пиджаком для подобных оказий. Выяснилось, что для своих новых функций Шайке является далеко не самой удачной кандидатурой. О стиле и содержании неновостных полос "Мевасера" он не имел ни малейшего представления. Он их и не читал никогда. Собственных идей о том, что стоит в газете исправить, у него не оказалось. На официозных мероприятиях его плюгавая коренастая фигурка в неуклюже висящем костюме смотрелась невпечатляюще; особенно прискорбное зрелище он являл собой на международных тусовках, не владея ни одним языком, кроме иврита, да двух десятков слов на арабском (из армии) и идиш (от польской бабки). Интервью у Арафата ему пришлось брать через переводчика, ибо коронная фраза его арабского лексикона "Уаэф, ана батухак!"[21] мало подходила для оказии...