Господин Хонг усадил меня на переднее сиденье своего просторного "воксхолла" стального цвета. Я сперва решил, что он из ложно понятого китайского гостеприимства предлагает мне вести машину, но потом сообразил, что просто руль у "воксхолла" находится справа — как и у всех остальных автомобилей на дорогах Ее Величества. Хонг завел мотор, и в салоне раздалась сладкая, как сахарный сироп, китайская музыка: ария из тайваньского сериала "Летящая лиса над серебряной горой", как он объяснил мне с гордостью. Покуда в потоке красно-черных такси мы выезжали с многоэтажной аэро-портовской стоянки, я успел выучить все аккорды, используемые тайваньскими композиторами для услаждения слуха своих соотечественников во всем мире. Я подумал, что смог бы, наверное, сам неплохо зарабатывать сочинением китайских шлягеров, если газета "Вестник" почему-либо перестанет меня кормить. Своему провожатому я этого не сказал, а вежливо улыбнулся и отвесил тайваньской эстраде какой-то неуклюжий комплимент, от которого тот просиял, как неоновая вывеска над супермаркетом 7-11.
— Очень популярная серия, — сказал господин Хонг убежденно. — В Китае продано сто миллионов таких кассет. В Гонконге — первое место в хит-параде с января.
"Сто миллионов кассет... Пиратских, конечно", — подумал я, а вслух спросил:
— Разве в Китае разрешается продавать тайваньскую продукцию?
— Конечно, нет, — поспешно ответил Хонг, пожав плечами, словно досадуя на мою непонятливость, — Там эти кассеты продаются как китайские народные песни. А выпускает их какая-нибудь шанхайская фирма, которая принадлежит хозяевам в Гонконге...
— А жителям Гонконга разрешается владеть китайскими фирмами? — спросил я, окончательно доказав собеседнику своею дремучую неосведомленность в дальневосточных делах.
— Тридцать процентов предприятий в Большом Китае принадлежит гонконгскому капиталу, — ответил он. — И наоборот.
После этой фразы он надолго ушел в свои мысли. Я не стал прерывать их ход нелепым вопросом о том, откуда капиталисты Большого Китая взяли денег на покупку третьей части Гонконга — нам ли прихватизации не знать...
— Не понимаю, — прервал меня Шайке Алон. — Что такое прихватизация?
— Это когда русское партийное начальство распихало акции государственных предприятий по своим карманам в начале перестройки, — объяснил я. — Непереводимая игра слов...
— А, ну да, — быстро согласился Алон. — Это, конечно, тоже придется выбросить. Но цифра интересная. Надо рассказать об этом Либману. Мы совсем ничего про Гонконг не пишем, а стоило бы...