«Эх ты, глупец, — говорю я парню. — Если бы это был настоящий убек, ты бы уже давно сидел за решеткой. А он тебе пистолет возвратил. Откуда ему было знать, что ты от Рокиты, а не подослан из УБ?» И тогда я решил, что лучше всего поручить Анастазии связаться с вами. Но потом мы снова перепугались. Нам показалось, что вы действительно из УБ, а между тем Анастазия уже успела показать вам подземелья в монастыре…
— А потом вы попали в безвыходное положение, — сухо прервал его Альберт.
— Вы осуждаете меня за этот налет на город?
— Зачем вы убили учителя Рамуза? Вам хочется настроить против себя интеллигенцию?
— Что делать! Интеллигенты должны помнить, что всегда найдутся люди, которые будут вести счет каждому проступку любого из них. Впрочем, Рамуз погиб по другим причинам. В моих отрядах его считали другом Перкуна. Но какой это, с позволения сказать, друг, если на него нельзя положиться, если он может всадить нож в спину? Я не нуждаюсь в вероломных друзьях. Он, видите ли, собирался помирить меня с коммунистами!
— Что вы думаете предпринять?
— Не знаю. Это решит штаб. Мое мнение: ситуация сейчас такова, что пора расформировать группу. Некоторые пусть постараются нелегально перебраться через границу, остальные подадутся на западные земли. Главное, переждать самый тяжелый момент. Потом я снова всех созову.
— В распоряжении УБ имеются подробные описания примет почти любого из вас. Под землю вам спрятаться не удастся. А на земле, да к тому же в Польше, доберутся до каждого…
— Ну, а что вы нам советуете, пан майор?
— Вы не спрашивали совета, когда еще имели силу.
Рокита не отвечал. Альберт тоже хранил молчание. Гроза приближалась, тьма густела с каждой минутой.
— Мой совет таков, — медленно произнес Альберт. — В Польше находится офицер английской разведки, полковник Джонсон, который, разумеется, под другой фамилией работает в Министерстве национальной обороны. Необходимо, чтобы вы с ним побеседовали. Он сможет вам помочь, у меня же, увы, иные задачи. Я знаю, что в столь же тяжелом положении отряд Желязного на Люблинщине. Может быть, вам стоит объединиться?
— А как туда перебраться?
— С этим будет немного трудновато. Однако я постараюсь вам помочь. Как офицер органов госбезопасности, я смогу раздобыть грузовую автомашину с эмблемой Красного Креста. Вы сядете в нее вместе со своими лучшими людьми, и мы двинемся в путь прямо средь бела дня. Я сам поведу грузовик. По дороге, где-нибудь под Варшавой, вас будет поджидать полковник Джонсон. Вы перейдете в его машину. Я же с вашими парнями отправлюсь дальше. Вы нагоните нас в лесу под Гарволином. Желязного известят, и он будет в условленном месте. Разумеется, вам со своими людьми придется пойти под его команду.
— Не согласен! — закричал Рокита.
— Это неизбежно. Там его район. Вы приезжаете к нему, а не он к вам. Впрочем, поступайте, как знаете. Не я разрабатывал этот план, а полковник Джонсон.
— Не согласен!
Молнии перечеркивали черное небо. Их резкий блеск слепил глаза. Ветер уносил слова Рокиты куда-то в сторону. Альберта забавлял подрагивавший силуэт Рокиты — приземистая, словно тумба, фигура с выпиравшим животом.
— До послезавтрашнего вечера я должен получить от вас ответ, — Альберт постарался перекричать шум разбушевавшейся стихии.
Ливень забарабанил по листьям. Альберт поднялся, подал руку Роките.
— Итак, послезавтра вечером, — повторил он. Крупные холодные капли попали ему на волосы, проникли за ворот. Альберт припустил через поля к монастырю. Но ливень настиг его через десять-пятнадцать шагов, хлестал по голове и спине, сплошной поток воды заливал лицо. Альберт ворвался в свою келью запыхавшийся, промокший до нитки. Анастазия принесла горячий чайник. Не обращая на нее внимания, он сбросил с себя мокрую одежду и, завернувшись в тонкое одеяло, стуча зубами, улегся на постель. Анастазия придвинула к нему скамейку с горячим чаем. Альберт пил, обжигая губы. Его бил озноб, и чай проливался на пол. За толстыми монастырскими стенами неистовствовала буря, потоки дождя скатывались по стеклам узкого оконца. Неожиданно погас свет — вероятно, где-то молния угодила в провода. Альберт отставил стакан, лег навзничь на постели и прикрыл глаза. Он вздрагивал от внезапного и резкого блеска молний, которые полыхали прямо над крышей монастыря.
Анастазия принесла бутылку с остатками спирта.
— Тебе когда-нибудь случалось убить человека? — спросил он.
— Нет.
— В УБ рассказывают, что после гибели Перкуна ты сама приводила приговоры в исполнение.
— Это ложь, — ответила Анастазия небрежно, разливая спирт по рюмкам. Она произнесла это с таким безразличием, словно речь шла о каком-то пустяке.
— Если тебя схватят, то дадут не больше пятнадцати лет.
— Все равно мне этого не вынести. Я всегда ношу с собой пистолет. Лучше застрелиться.
Гроза ушла дальше, на юг. Дождь затих, и тотчас же в келье Альберта посерело, разъяснилось.
— А тебе приходилось убивать?
— Да. Сначала на фронте. Ну и теперь…
— Ты же не палач.
— Иногда я бываю жертвой, которая случайно сорвалась с виселицы, и тогда сам убиваю палачей…