Однако сон уже был перебит, и спать, да еще в этом непонятном, чужом доме, никому не захотелось. Только Есения прикрыла глаза, сев на кровать и откинувшись спиной к стене. Сидеть прямо ей мешал довольно большой, хотя теперь и легкий живот. Она хорошо держалась, и было не понятно – испытывает ли она сейчас волнение, удачно его скрывая, или, действительно, настолько спокойна.
Леонид же испытывал смешанные чувства. Во-первых, каждый раз, когда он переводил взгляд на Есению, внутри у него что-то вздрагивало от радости, из-за чего он начинал чувствовать себя совершенно отупевшим от счастья. Ему даже приходилось одергивать себя, потому что эта разнеженность чувств сейчас, когда их будущее было еще не определено, могла привести к какой-нибудь непоправимой оплошности с его стороны. Во-вторых, он не мог избавиться от волнения, в которое ввергал его предстоящий переход границы, хотя он и понимал, что этот переход будет совершенно цивилизованным, не в пример проползанию на брюхе по дну замерзшей реки, как ему рассказывал Федор. А с третьей стороны, ему было грустно. Грустно оттого, что предстояло расставание с Федором, которого он за время их приключений успел полюбить как друга. Но он сидел сейчас рядом с Федором и не знал, что ему сказать. Вроде все, что нужно было сказать, сказано, а то, что осталось невысказанным, в слова облечь было трудно… Их оборвавшийся в самолете разговор поразил Леонида, приоткрыв душевную боль Федора, до этого казавшегося невозмутимым и спокойным человеком. И судя по той горечи, с которой Федор рассказывал о своей потерянной любви, – боль эта была немалая.
Обстановку, как ни странно, разрядил Кондратюк. Он заглянул в комнату и, увидев, что они не спят, сказал, улыбаясь:
– Ну вот, все в порядке. Скоро поедем, турпутевки готовы, так что, думаю, проблем не будет. Не волнуйтесь. Вот только жаль, что вы, Федор, так поздно сказали, что не едете с нами. Пропали деньги за лишнюю путевку, да и документы, знаете ли, не дешево мне обошлись.
– Сколько? – спросил Федор, у которого это повторное напоминание о финансовом уроне сначала вызвало раздражение, но потом его осенила очень хорошая мысль…
– Что сколько? – не понял Филипп.
– Сколько я тебе должен?
– А, вон вы о чем! – Кондратюк усмехнулся. – Да ладно, пустяки…
– Было бы пустяком, не обмолвился бы… – парировал Федор. – Так что давай, называй свою цену, я хочу выкупить у тебя и эти документы, и путевку, они мне еще пригодятся.
У Кондратюка забегали глаза. Леонид, глядя на него, с усмешкой подумал: странно, что не слышно, как щелкают цифры у того в голове, настолько Филипп был занят расчетом.
Наконец Кондратюк назвал сумму, от которой Леонид даже присвистнул – он помнил, во сколько ему обошлись документы, сделанные Уно в Эстонии, не могла же путевка стоить так дорого…
Заметив, что Федор явно вознамерился расплатиться с этим рвачом, Леонид остановил его жестом и сказал, обращаясь к Кондратюку:
– Филипп, а ты дорого обходишься своему начальству, не экономишь его денег. Да эти документы можно было раза в три дешевле сделать. Если у тебя нет возможностей работать по нормальным ценам, то грош тебе цена в этой стране как разведчику, значит, не смог ты разглядеть, что люди тебя напаривают…
Филипп от такого заявления даже пятнами пошел, но, взяв себя в руки, молча окатил Леонида ледяным взглядом, потом покосился в сторону Есении, которая отстраненно следила за их пикировкой, и, демонстративно повернувшись к Федору, сказал:
– Я сейчас принесу вашу путевку, – и вышел из комнаты.
– Федор! Не вздумай отдавать ему эту сумму! – сказал Леонид, дернув того за рукав. – Тебе она самому пригодится.
– Так есть же деньги, пусть подавится! – твердо возразил Федор, доставая из рюкзака несколько пачек с долларами.
Глядя на то, как Федор раскладывает деньги на стуле, а потом проводит над ними рукой, словно прощается, Леонид недовольно засопел, у него даже сердце зашлось от досады.
«Да покойный Круглов, наверное, там в гробу переворачивается от злости, что его денежки достанутся этому гаду!» – думал он, испытывая в этот момент к Кондратюку чувство острого отвращения.
А Федор вдруг повернулся к нему и, серьезно посмотрев в глаза, сказал:
– Лёньша, ты с ним лишний раз не цапайся. А то он при случае тебе отомстит…
– Федор прав, – согласилась с ним до сих пор молчавшая Есения.
Леонид не успел ничего им ответить, потому что в этот момент в комнату вернулся Кондратюк и протянул Федору продолговатую цветную книжечку, состоящую из нескольких тонких листков:
– Вот ваша путевка! – и покосившись на Есению, добавил: – А денег мне ваших не нужно, раз ваш друг считает, что… – тут он заметил на стуле лежащие пачки с деньгами. Глаза его вновь дернулись из стороны в сторону, и он завершил фразу явно не так, как первоначально собирался: – …ну, разве что вернете мне за оформление документов ту сумму, которую считает правомерной наш уважаемый Леонид. И стоимость путевки, конечно, тоже.