– Слушаюсь, господин генерал! – крутанулся на каблуках адъютант и уже в дверях тихо, остерегаясь новой вспышки генеральского гнева, произнес: – Только он зачем-то просил обязательно передать вам, что его любимая песня: «Бесаме мучо».
– Как ты сказал? – с удивлением поднял брови генерал.
– «Бесаме мучо» – его любимая песня.
– Зови немедленно!
Глубокая ночь спугнула с вашингтонских улиц последних прохожих, разогнала по парковкам и гаражам автомобили, задула огни в окнах домов, и лишь в Белом доме, в его западном крыле, все еще ярко пылал свет.
Игла легко пронзила кожу и нежно вошла в вену. Несколько секунд – и желтоватая жидкость, наполнявшая шприц, уже струилась по сосудам самого молодого за всю историю президента США Джона Фицджералда Кеннеди. Президент открыл глаза и с благодарностью посмотрел на доктора Джекобсона – странного субъекта с брюшком, со всклокоченными волосами, в очках с толстыми стеклами – ловко складывающего в маленький чемоданчик свои принадлежности.
– Спасибо, Макс, – выдохнул Кеннеди. – Благодаря твоему «коктейлю» я вновь чувствую себя прекрасно. Пожалуй, я и впрямь, как все, буду звать тебя доктор Неболит.
– Всегда к вашим услугам, господин президент, – поклонившись, хрипловатым голосом с небольшим немецким акцентом ответил Джекобсон.
– Для тебя Джек, просто Джек, – улыбнулся Кеннеди. – Меня так все близкие зовут. Старая традиция.
Президент оперся на стол и, слегка поморщившись от еще не отпустившей до конца боли в спине, медленно поднялся с кресла-качалки.
– Если вдруг тебя не окажется рядом… – Кеннеди бросил умоляющий взгляд на Джекобсона, – ну, на всякий случай… можешь дать мне хотя бы одну ампулу?
Джекобсон покачал головой:
– Я готовлю препарат вручную, прямо перед введением. Но…
Он порылся в своем чемоданчике и протянул Кеннеди пузырек с красной крышечкой, заполненный сине-белыми капсулами:
– Здесь семь капсул. Одну, максимум – две в день. Поможет на пару часов. И зовите сразу меня.
Кеннеди с благодарностью поглядел на доктора и спрятал пузырек в карман.
– Спасибо, доктор Неболит, – пожал он руку Джекобсону. – Меня ждут.
Держась за спину и пошатываясь, Кеннеди вышел из Овального кабинета, сделал несколько шагов по коридору, свернул за угол и остановился у дверей зала заседаний Кабинета министров. Собравшись с силами и глубоко вдохнув пару раз полной грудью, Кеннеди изобразил на лице уверенную улыбку и распахнул дверь.
– Прошу извинить за вынужденный перерыв, – бодро входя в зал заседаний, бросил Кеннеди участникам совещания, расположившимся вокруг массивного дубового стола, по форме чем-то напоминавшего громадный гроб.
Немного прихрамывая, хотя стараясь и не показать этого, президент прошел во главу стола. Опустившись в высокое кресло, он слегка поморщился от боли, что не осталось незамеченным для его брата Роберта – генерального прокурора США, сидевшего за столом по левую руку от вице-президента Линдона Джонсона. Подняв глаза, Джон поймал сочувствующий и в то же время слегка укоризненный взгляд брата и улыбнулся ему в ответ.
Затем повернулся к директору Центрального разведывательного управления Аллену Даллесу, стоящему возле большой карты Европы, висевшей на стене:
– Ну, на чем мы остановились?
– Господин президент… – пыхнув трубкой, начал было директор ЦРУ.
Но в этот момент Джонсон, бросив злобный взгляд на Даллеса, закашлялся, слишком рьяно – напоказ, и замахал рукой, разгоняя дым, которого было и не так уж много, затем демонстративно вытащил из кармана маленький ингалятор и, поморщившись, засунул его себе в нос.
– Господин президент, – проигнорировав демарш Джонсона, продолжил Даллес, еще яростнее попыхивая трубкой, – общая численность Вооруженных сил СССР превышает три миллиона человек, количество танков – больше, чем во всех остальных армиях мира вместе взятых. Я считаю, что ввязываться сейчас в войну с Советами…
– У нас, кажется, есть «Единый интегрированный операционный план»[4]
или как он там называется! – перебил его Джонсон и резко повернулся к министру обороны Роберту Макнамаре: – И как докладывал в свое время господин министр обороны – у нас куча атомных бомб и боеголовок, мы легко можем стереть Москву с лица земли, не так ли?– Так, – кивнул Макнамара и, поправив очки на переносице, с достоинством студента-отличника, спорящего с впадающим в маразм престарелым профессором, заметил: – У нас действительно более шести тысяч боеголовок с общей мощностью в миллион с лишним раз превышающей бомбу, уничтожившую Хиросиму. Но смею напомнить, что наша концепция «гарантированного уничтожения» предполагает исключительно ответные меры, а отнюдь не нанесение ядерного удара первыми.
– Какие же вы все трусы! – чуть ли не взвизгнул Джонсон. – Из-за вашей трусости кубинцы надавали вам по шее в заливе Свиней[5]
, из-за вашей трусости Хрущев вытер об вас ноги на переговорах в Вене[6] – и вот снова вы позволяете разевать пасть русскому медведю! Сегодня красные сожрут Берлин, завтра всю Германию, потом Францию вместе с этим неврастеником де Голлем[7], Англию, всю Европу!