Операция «Купюра»

Похоже, выстрелы услышали и другие жильцы, потому что во многих окнах стали зажигаться люстры. Ружецкий подумал, что такое ощущение, наверное, испытывали побиваемые камнями. Ему казалось, что пули давно уже пригвоздили тело к забору, и потому не никак не упасть. Да и душа не может вырваться из плоти, и потому жизнь продолжается. Он ещё жив, ещё стоит у забора, упираясь в него ладонями…

Теперь стрелял и Жислин – оскалив зубы, вздёрнув губу, не помня себя от бешенства. И все остальные бандиты так увлеклись волнующим действом, что не увидели плывущих в метели автомобильных фар, похожих на маленькие луны в гало, не услышали шума моторов.

Чьи-то громкие голоса послышались на парковке, и стоящий там парень лишь успел крикнуть:

– Атанде! – После чего ему заткнули рот.

– Миша! Мишенька! – пронзительно кричала Светлана.

Не думая об опасности, она бежала по глубокому снегу – в валенках, но без пальто и шапки, проваливалась по колено в сугробы.

С визгом тормозов милицейские машины заворачивали на стоянку, перекрывали пути отхода. В свете фар по-праздничному заиграл январский снег, обрызганный красным. Точно так же красиво получалось, когда во дворе этого дома детсадовские малыши рисовали на льду узоры разноцветной водичкой…

Жильцы высовывались из окон и форточек, кое-кто выскакивал на лоджии. Они ещё до конца не понимали, что же произошло в их дворе.

– Мусора, блядва, зашухерили всё-таки!

– Залысили мы, как фраера!

Бандитам уже крутили руки, валили их на снег, пинали в бока и по ногам. Но Светлана ничего этого не видела – она склонилась над мужем, который только сейчас медленно съехал по забору в сугроб. Он ещё был жив, но смотрел как-то странно – исподлобья, и будто бы уже ничего не видел.

Обнимая и целуя раненого, Света краем глаза видела машину «скорой», пожилого врача в очках. Она чувствовала, как сильные руки трясут за плечи, но не хотела вставать на ноги, куда-то уходить, выпускать Михаила из своих объятий. А рядом бандит вырывался из рук милиционеров и истошно орал, не желая смириться с тем, что схвачен.

Светлана видела, чувствовала, что Михаил умирает, и всё-таки не желала верить в это. Она лихорадочно ощупывала его ладошками, пачкаясь в крови, и почему-то особенно ясно видела связанный ею джемпер, крест-накрест вспоротый пулями. Света не верила, что муж уйдёт, не встретившись с ней глазами в последний раз. Это было так необходимо и ему, и ей перед если не вечной, то долгой разлукой. И потому Света не давала врачам даже приблизиться к раненому, зная, что ему уже ничем не помочь, а драгоценные секунды будут упущены. И она дождалась.

Ружецкий приподнял веки, нашёл глазами жену, и уголки его запёкшихся в крови губ слабо дрогнули. Он даже увидел, каким-то невероятно ясным, пронзительным зрением, что по щекам женщины катятся прозрачные слёзы, а волосы её сияют в электрическом свете автомобильных фар. Она что-то шептала, захлёбываясь и гладя умирающего по жёстким с волосам, в которые набилась ледяная крупка.

– Мадам… Мадам, дайте же подойти! – просил врач, переживая, что тяжело раненый человек сидит без помощи на снегу.

Света не отвечала. Она жадно вглядывалась в лицо мужа, качала его на руках, как маленького.

А потом укоризненно, но ласково сказала:

– Я так долго вас ждала… Как же вы так?.. Обманули нас с Богданом…

Михаил несколько раз с бульканьем, с хрипами вздохнул, но выдохнуть уже не смог. Он хотел что-нибудь сказать жене, уже почти вдове своей на прощание, но язык его уже не слушался. Он лишь с огромным трудом пошевелил ладонью, нашёл руку Светы и слабо сжал её. А через несколько секунд она почувствовала, что пальцы мужа стали, словно резиновые, без костей, и рука его упала на окровавленный снег.

Врач моментально всё понял и сделал знак одному из милиционеров, чтобы тот увёл рыдающую вдову. Он подошёл к умершему, и руки привычно заскользили по телу. «Своеобразное лицо… Шатен, а глаза, как маслины. Впрочем, о чём я? Здесь не меньше сорока входных отверстий. Шансов не было никаких. Прошили крест-накрест, чтобы наверняка. Сколько же ему было лет? Около тридцати всего лишь, и вот уже конец…»

Никто из присутствующих не обращал внимания на Грачёва, который стоял за углом забора, в расстёгнутой дублёнке покойного брата. Он смотрел на свою одежду, аккуратно сложенную неподалёку от места расстрела, видел толпу, собравшуюся в совсем недавно пустынном дворе. Всеволод тяжело дышал, сжимая рукоятку своего пистолета, скрипел зубами от бессилия. Он хотел раскидать всех, броситься к брату, обнять его, прижать к себе. Но не двигался с места, лихорадочно обводя глазами двор, и шестым чувством чуял, что ещё не всё кончено.

Ему почему-то казалось, что новая трагедия стоит на пороге. И от того, что он не мог ничего понять, угадать, где таится беда, становилось совсем тошно. Жизнь мгновенно сделалась противна, и Всеволода замутило даже от морозного воздуха, вливающегося в лёгкие. ОМОН не потребовался, справились с этими героями самыми обычными силами из Выборгского района. Горбовский и Милорадов явно переоценили боевой дух иващугинской банды…