Операция «Ледокол»

— Зовите меня просто Джеймс, — ответил Бонд, в уме оценивая улыбку девушки.

В руках она держала тарелку с кусочком куриной грудинки, несколькими ломтиками помидоров и салатом из риса и яблок. Бонд жестом предложил сесть за ближайший столик. Ривка Ингбер пошла впереди него. У нее было гибкое тело, а бедра раскачивались почти в распутных движениях. Девушка аккуратно поставила свою тарелку на столик и, подцепив большими пальчиками трусики своего бикини, поправила их на своей изящной попке. Казалось бы — действие, которое исполняется всеми женщинами совершенно естественно и автоматически сотню раз каждый день на всех пляжах и во всех бассейнах, однако у Ривки Ингбер в этом жесте скользнул дразнящий, откровенный сексуальный вызов.

Сев напротив Бонда, она вновь одарила его той же улыбкой, кончиком языка облизнув верхнюю губу.

— Добро пожаловать на борт, Джеймс. Мне очень давно уже хочется с вами поработать. — Легкая пауза. — Чего, наверное, не скажешь о наших коллегах по операции.

Бонд посмотрел на нее, пытаясь проникнуть в глубь черных глаз, а в женщине, обладавшей подобными красками тела, такие глаза были необычайной чертой. Его вилка застыла в воздухе. Он спросил:

— А что? так уж все плохо?

Ривка звонко рассмеялась.

— Хуже, — ответила она. — Я полагаю, вам рассказали о вашем предшественнике?

— Нет, — Бонд уставился на девушку невинным взором. — Меня забросили в эту операцию внезапно, после очень краткого инструктажа. Сказали, что сама команда, которая, кстати, кажется мне весьма странноватым коктейлем, сообщит мне все более подробно.

Она вновь рассмеялась:

— Ребята повздорили. Брэд Тирпиц как обычно язвил на мой счет, а ваш парень дал ему в челюсть. Меня даже и не спросили. В том смысле, что я и сама могла разобраться с Тирпицом.

Бонд продолжил есть. Прожевав, он поинтересовался по поводу операции.

Ривка кокетливо взглянула на него, слегка прикрыв веки.

— Ну-ну-ну! — она наигранно притворно приложила палец к своим губам, — ни слова об этом. Я ведь только приманка, и все. Я должна заманить вас в лапы двух экспертов. Ведь мы все должны присутствовать на этом инструктаже. Если честно, то я не думаю, что они воспринимают меня всерьез.

Бонд мрачно улыбнулся:

— Значит, они никогда не слышали самую главную поговорку о вашей организации…

— Мы стараемся в своем деле, иначе последствия будут ужасающими. — Она произнесла эти слова без выражения, почти как попугай.

— А вы стараетесь, Ривка Ингбер? — спросил Бонд, продолжая есть.

— А как же иначе?

— В таком случае наши партнеры чрезвычайно тупы.

Она вздохнула:

— Не тупы, Джеймс. Шовинисты, вот кто они. Просто они считают, что работать вместе с женщинами небезопасно. Вот и все.

— Лично я так никогда не думал, — с бесстрастным лицом произнес Бонд.

— Да. Я наслышана, — ее слова прозвучали натянуто. Быть может, это было даже предупреждение: «но-но, не подкатывайся».

— Ну, что? Значит, хватит о «Ледоколе»?

Она покачала головой:

— Не волнуйтесь, об этом вы еще сегодня наслушаетесь от ребят.

Бонд почувствовал какой-то намек на предостережение, даже в том, как она взглянула на него — словно ему предложили дружбу, а потом внезапно отпрянули с этим предложением. И точно так же быстро она вновь превратилась в прежнюю Ривку, ее черные глаза остановились на несколько оторопевших серо-голубых глазах Джеймса Бонда.

До конца их легкого завтрака Бонд и не пытался заново поднимать тему «Ледокола». Он поговорил с Ривкой об ее стране, которую хорошо знал, и о проблемах, царивших в ней, но при этом не старался затрагивать личную жизнь девушки.

— Ну, что ж, Джеймс, пора к нашим ребяткам, — она указала взглядом наверх, в сторону отеля, и вытерла салфеткой губы.

Ривка сказала, что Мосолов и Тирпиц скорее всего наблюдали за ними со своих балконов. Они были соседями по номерам на пятом этаже, и с их балконов открывался прекрасный вид как на садики, так и на территорию бассейна.

Ривка и Бонд разошлись по кабинкам для переодевания и вышли из них уже в подобающей одежде: Ривка — в темной складчатой юбке и белой рубашке, Бонд — в своих любимых темно-синих брюках, хлопковой рубашке «Си Айлэнд» и туфлях. Вместе они вошли в отель и поднялись в лифте на пятый этаж.

— А, мистер Джеймс Бонд. — У Мосолова была совсем неприметная внешность — как и полагалось эксперту его профессии. На вид ему можно было дать сколько угодно: от средних двадцати до сорока пяти с лишним. Казалось, черты его лица менялись в зависимости от настроения и от освещения, причем эти изменения либо старили его, либо и вовсе скрывали возраст. Его английский был вроде бы безупречен, со слабым намеком на акцент жителя пригорода Лондона, а время от времени проскальзывали разговорные выражения.

— Коля Мосолов, — представился русский, пожав Бонду руку. Даже рукопожатие у него было ни то ни се, и глаза — серые, затуманенные — смотрели с пустым выражением, стараясь не встречаться с глазами Бонда.