Этот парень вызывал только смех — и жалость: неужели он и впрямь думает, будто кто-то считает его главой муниципалитета Парадайз-сити? Ну, может быть, и есть несколько болванов, которые воспринимают его серьезно, но все крупные люди — торговцы, управляющие предприятий, юристы, банкиры — знают, в чьих руках власть. И все же невредно пролить бальзам на его ранимое сердце.
— Роджер, я рад, что ты меня об этом спрашиваешь, я, разумеется, прекрасно понимаю, насколько тебя встревожил этот инцидент, — ответил рэкетир. — Как главу муниципального правительства, тебя не могут не заботить такие проблемы. Что же касается беды, то могу сказать тебе сугубо конфиденциально, что да, возникли некоторые сложности, но все не так серьезно. Все должно быть улажено в ближайшие дни.
— Если это война между бандами, то это очень плохо, Джон, — пробормотал Эшли.
— Не могу с тобой не согласиться, но это маловероятно. Что-нибудь еще тебя тревожит?
Мэр взглянул на бар Пикелиса, переборол искушение и рассказал Пикелису о звонке судьи Гиллиса.
— Я не думаю, что затея с этим процессом, Джон, была слишком удачной, — слабым голосом заключил Эшли. Я тебя не виню. Но ведь с самого начала было ясно, какой это большой риск — то, что обвинение готовит окружной прокурор Рис Эверетт. Ты как считаешь?
Главарь гангстеров улыбнулся, точно он и не собирался сровнять с землей эти помпезные человеческие руины.
— Очень может быть, Роджер. Но как я слышал, римские императоры использовали хлеб и зрелища с большой выгодой для себя. Вот почему долгие годы мы тоже прибегали к аналогичному средству. Мне кажется, и на сей раз это средство возымеет свое действие, — объяснил он.
— Но, может быть, времена изменились, Джон.
— Может быть. Я обсужу с Эвереттом и с Беном Мартоном сложившуюся ситуацию, так что тебе останется заниматься другими более важными проблемами нашего славного города. О’кэй? Ну и ладно. Да, вот что, Роджер, боюсь, я сегодня не очень-то гостеприимен, — заявил коварный рэкетир с исключительной сердечностью. — Как насчет одной на посошок?
Эшли виновато нахмурился.
— Вообще-то еще рановато, а? — пробубнил он.
— Да уж почти полдень. Один стаканчик тебе не повредит, — настаивал Пикелис, который точно знал, что к трем мэр уже не будет лыка вязать.
Роджер Стюарт Эшли в один присест заглотнул двойную порцию бурбона, счастливо улыбнулся и ушел без малейшего подозрения, что Пикелис уже подыскивает возможного кандидата на пост мэра к следующим выборам. Разъяренные жители бразильского города Сан-Паулу избрали своим мэром то ли гиппопотама, то ли носорога — в знак протеста против подставных кандидатов от главных политических партий, припомнил Пикелис недавний сюжет из программы теленовостей. Властелин округа Джефферсон в случае необходимости мог заменить этого самодовольного алкоголика крокодилом или даже таким идиотом, как Рис Эверетт. После того, как разрешится недоразумение с непрошеными гостями города, и после того, как будет покончено с Сэмом Клейтоном — а это дело нескольких недель, — Пикелису надо выработать план перегруппировки политических сил. В худшем случае мэра Роджера Стюарта Эшли всегда смогут найти — мертвым или мертвецки пьяным — под обломками его машины близ болота за городом. Развеселившись от этой мысли, Пикелис взял записную книжку и ручку и набросал список недавно взятых на работу служащих «Фан парлор», чтобы Лютер Хайетт с ними разобрался. Две официантки, толстожопая рыжая шлюха, крупье и уборщица — не такой уж и большой список.
В тот же день, в четыре десять пополудни, Тони Арболино вошел в здание публичной библиотеки Парадайз-сити, чтобы вернуть сборник пьес Теннесси Уильямса. После ритуального обмена репликами с мисс Джеральдиной Эшли о том, что в этот самый день — 24 июля — родился «выдающийся французский писатель Александр Дюма-отец», каскадер вышел из библиотеки с «Графом Монте-Кристо» под мышкой и с песней в сердце. Песня из кинофильма «Вестсайдская история» называлась «Мария» — что очень важно отметить, ибо никто бы не смог услышать эту мелодию, кроме опытного кардиолога, вооруженного чувствительной аппаратурой. Арболино, во-первых, скучал по своей жене, во-вторых, ликовал от успешно осуществленного вчера налета на казино, и, в-третьих, он взял «почту». Его «почтовый ящик» находился в одном из их «укромных углов» — в пустоте за кафельным квадратиком в нижней части стены мужского туалета библиотеки. Через полчаса он вновь перечитал послание Уиллистона и позвонил в правление одного профсоюза в Нью-Йорк. Как и попросил его профессор, Арболино представился корреспондентом газеты, потом задал свой вопрос, и, как предсказывал Уиллистон, вскоре получил ответ.
Это было просто удивительно.
Удивительно!
Каскадер взглянул на часы и вспомнил, что по условленной схеме связи Уиллистон должен стоять в телефонной будке — в дальней левой будке — в аптеке Хаммера в пять ноль пять по вторникам, четвергам и субботам. Сегодня был четверг, поэтому в пять ноль пять Арболино набрал номер телефона-автомата аптеки Хаммера.