– Но только… что ж делать? – развел Артемий Иванович руками. – Тут уж ничего не поделаешь… Вот так всегда, Аркаша… Не найти правды русскому человеку.
Владимиров полез в карман, достал портсигар и с наслаждением закурил сигаретку. Омерзительные ощущения у него в животе постепенно отступали, и жизнь кругом с каждой затяжкой начинала казаться Артемию Ивановичу все лучше и лучше. И тут он вспомнил, ради чего он проделал опасный морской путь ночью по неспокойному морю и с какой целью приехал из Одессы в Севастополь.
– Послушай, татарин, – опять обратился он к торговцу апельсинами, который уже стал успокаиваться, считая, что победой в споре с русским завоевал право тихо сидеть со своими апельсинами, не подвергаясь более никакому разорению. – Мне мое начальство велело тут у вас лодку купить подводную. Есть там у них, говорит, ненужные, ты, говорит, туда в воскресенье приезжай, когда никого не будет, и какому-то ихнему севастопольскому начальнику на лапу дай. Но вот кому – позабыл. Вот, Аркаша, до чего пьянство доводит.
– Тебе Рыло надо дать, да? – сказал татарин. – Канэшна, разумейся, надо дать Рыло.
– Ах ты, подлец! – взорвался Артемий Иванович. – Это за что же мне в рыло? Мало того, что из-за вас, татаринов, водку не пей, так еще и в рыло?! Я тебе сам сейчас в рыло!
Он подбежал к татарину, вырвал у него корзину и бросил в сторону мальчишек. Те похватали апельсины и разбежались, понимая, что больше им уже ничего не достанется, а дело, скорее всего, кончится на этот раз полицией. И только маленький мокрый Аркаша продолжал стоять на пристани и, стеснительно глядя на бушующего Владимирова, бормотал:
– Дядечка, не надо его бить, Рылло – это не ваша рожа, это другой такой дядечка, его у нас все знают. Он что хочешь вам продаст.
– Что? – переспросил Артемий Иванович.
– Дядечка Рылло живет вон там, в углу Южной бухты на складе. Папа о прошлом годе у него за сто пятьдесят рублев огромные часы купил. У них на маятнике качалась моя сестренка. А до того папа купил чудовищный умывальник – с яхты «Ливадия», красного дерева с мраморной доской. Потом мама его с трудом кому-то втюхала и еще пять рублей сверху приплатила. И сказала, что в следующий раз этого Рылло убьет.
– Еще не убила?
– Нэт! – вдруг вмешался татарин. – Он гаворит – убил. Вчера Рыло которы мою корзинам забрал, обратно не дает, гаворит – его корзина. Канэшна, разумейся падлец, какой военный карзина! Не военный, я корзинам сам плету! А он гаворит, што в моих карзинам снаряды к пушкам подносили, когда он молодой человек был? Ты тоже мой апелсин давил, плати, да?
– На, на, подавись. – Артемий Иванович отсчитал медяков на пару рублей и сунул их татарину. – И как мне, Аркаша, до этого Рылла добраться?
– Туда лучше всего ялик нанять.
– Это правильно. Эй, татарин, подай-ка нам с Аркашей пяток апельсинов. Почем они у тебя? По десять рублей? Ничего себе! Вот ведь жиды проклятые! Ну да ладно, держи.
Он забрал апельсины и они с мальчишкой сели на краю причала, свесив ноги. Артемий Иванович заметил, что Аркаша дрожит в мокрой одежде от холода и по отечески набросил ему на плечи свой пиджак.
– Ты кем хочешь стать? – спросил он у своего маленького приятеля.
– Я хочу как вы, – робко ответил мальчик, стараясь не обидеть привязавшегося к нему дядю.
– А ты знаешь, кто я? – спросил Артемий Иванович. – Я писатель.
– Вы, наверное, Толстой?
Владимиров едва не подавился апельсином. К подобным провокациям он всегда был очень уязвим.
– Как ты угадал? Ведь я приехал инкогнито, без бороды.
– Я вас узнал. Мне папа рассказывал, что во время войны, когда он был совсем маленьким, он вас часто встречал, вы тогда тоже все время напивались, когда к моей бабке в гости приходили. Папа говорит, что вы нашей семье до сих пор сто рублев должны, которые моему деду проиграли.
– Я вижу, что тебя, Аркаша, тоже точит изнутри глист писательства. Становись писателем, не пожалеешь.
– А что вы, Лев Николаевич, сейчас пишете?
– Сказки я пишу нравоучительные для юношества. Хочешь, я тебе одну прочитаю?
Аркаша не был уверен, что ему хочется слушать нравоучительную сказку, однако благоговение, которое внушал ему граф Толстой, и врожденная застенчивость помешали ему отказаться от слушания.
– Сказка называется «Волшебная клизма», – начал граф Толстой. – Очень нравоучительная. Про маленького мальчика, который любил ставить клистиры всем своим домашним. Животным.
Тут Артемия Ивановича застопорило. Название сказки он придумывал в Якутске долгими ночами, но дальше варианта «Волшебная клизма Аладдина» дело не пошло. Не пошло оно и сейчас.
– В общем, э-э-э… – граф Толстой замолчал. – В общем, как книжка выйдет, я тебе ее пришлю. С дарственной надписью и своим гравированным портретом на первой странице. А где тут к Рылле возят?
– Да вот же ялики стоят. У любого спросите, вам скажут, – обрадовался Аркаша, что сказку можно не слушать. – А я непременно писателем стану.