От самого Фирвальдштатского озера поезд шел по левому берегу Роны мимо расстилавшихся кругом альпийских лугов, постепенно взбираясь все выше и выше в горы. Затем железнодорожное полотно вдруг завихляло, перескакивая с одного берега на другой и серпантином пробираясь вверх к находившемуся где-то в горах на высоте километра Сен-Готтардскому туннелю. В вагонах было почти пусто и только трое мужчин занимали место на мягких диванах в одном из купе первого класса. Инженер Гартинг сидел у окна, закинув ногу на ногу, и с наслаждением курил толстую сигару, пуская сизый дым в полуопущенное окно купейной двери. Всю дорогу он провел как на иголках, ведь заочный приговор к пяти годам тюрьмы, вынесенный ему в июне французским судом, оставался в силе, и только здесь, близ итальянско-швейцарской границы, Гартинг стал успокаиваться. Напротив него, уставившись в то же окно через монокль безумным взором, притулился доктор Гримбл, казавшийся совершенным заморышем рядом с гигантской фигурой Продеуса, занимавшего собою едва ли не две трети дивана. Бывший околоточный надзиратель присоединился к ним по настоянию Рачковского в Париже и сейчас очень сожалел, что из-за спешки на вокзале не успел прикупить себе чего-нибудь выпить, а у Гримбла с Гартингом с собою тоже ничего не оказалось.
— Помню, когда в восемьдесят четвертом, после провала в Дерпте, мне пришлось первый раз въехать в Швейцарию, — промолвил Гартинг и выбросил в окно недокуренную сигару, — я все высматривал знаменитых швейцарских зобастых кретинов, но так ни одного и не высмотрел.
Страдая без выпивки, Продеус тяжело пыхтел, отчего кадык его ходил на шее, и только свирепо поглядывал на доктора Гримбла. За время их поездки доктор то и дело приставал к нему с дурацким вопросом, что за два кирпича он везет в своем чемодане. Продеус честно пытался объяснить непонятливому англичанину, что это чай, но лучше бы это была водка.
— А почему в кирпичах? — не унимался Гримбл.
— Потому что кирпичный, — следовал ответ и все начиналось сначала.
Эти два кирпича чая вместе с соломенной шляпой Продеусу передал с оказией из России его приятель, бывший агент сыскной полиции еврей Ицка Юдзон, а ныне пасечник малоросс Грицко Юдович, когда узнал, что Продеусу придется ехать в Египет. И радоваться бы такому подарку, так нет же, навязался проклятый доктор со своими вопросами! Пять минут назад Продеус не выдержал, взял один кирпич в правую руку, другой в левую руку, и на вопрос: «А зачем чай в кирпичах?» съездил ими одновременно Гримблу по ушам. Таким ответом доктор, видимо, удовлетворился, потому что больше вопросов не задавал. Но и разговор больше почему-то не поддерживал.
— Скажите, доктор Гримбл, — обратился к англичанину Гартинг, который тарахтел без умолку с тех пор, как они на пароходе пересекли Ла-Манш. — Что вы нашли в этой Пенелопе? Вы меня слышите, доктор Гримбл?
— Что? — растерянно переспросил Гримбл. — Да, я все понял. Чай в кирпичах, золото в слитках, мед в ульях, дрова в поленницах, сыграть в ящик… Это матушка-Россия, это Родина моя… — задрожавшим голосом доктор запел, пытаясь подражать непонятным ему словам русской песни, которые Продеус горланил все пять минут, что прошли после страшного удара по ушам.
— Я тебя спрашиваю, что ты нашел в Пенелопе?
— Квадратная голова, квадратная, — согласился Гримбл. — И чай в кирпичах, и золото в слитках…
— Боже мой, Продеус, что с ним сделал?! — воскликнул Гартинг. — Мы вот-вот приедем в Гёшинен, там уже и до туннеля рукой подать. А Гримбл у нас, что твой зобастый кретин, ничего не соображает.
— Да я его слегка! — стал оправдываться Продеус. — Для порядку.
— Знаю я твое «для порядку». Тогда в Лондоне ты мне руку сломал тоже, я полагаю, для порядку?
Продеус покраснел и, не зная как отвечать, хлопнул Гримбла ладонью по спине.
— Но ты, малохольный! Хватит уже бормотать! Делай, что тебе Ландезен говорит!
— Я готов, — кивнул Гримбл, оглядев их безумными глазами.
— А готовы ли вы во имя своей высокой любви покончить навсегда с ненавистным мужем вашей Пенелопы?
— Чтобы избавить ее от этого Потрошителя, от монстра, от этого чудовища в человеческом образе, я пойду на все.
— Что ты собираешься делать? — спросил, переходя с французского на русский язык, Продеус у Гартинга.
— Сразу за Гёшиненом начнется Сен-Готтардский туннель. Длина его верст пятнадцать, то есть в распоряжении у нас будет чуть меньше четверти часа. Не очень много, но и не так уж мало времени. Года три назад я успел в этой темноте оттараканить двух барышень.
— Врешь, скотина! — сказал Продеус. — Фрау Куэр говорила, что тебя и на пятнадцать секунд не хватает. А если четверть часа на пятнадцать секунд разделить … то сколько же это будет? … черт-те скоко будет … Одна будет, вот что я тебе скажу!