— Мадонна твоей пристани — уличная шлюха, не стоящая и двух свечей!
— Твой святой — мошенник, который не знает, как сделать приличное чудо!
После плутаний по каналам выезжают на Большой канал, оставив слева Font. dei Tedeschi (Posta).
Во время погони, пересекая Большой канал, чуть не опрокидывают официальную гондолу, с итальянским знаменем, плывущую сурово, несущую холодное, застывшее должностное лицо в полной форме с иконостасом на груди.
Возможно, подумывают о том, чтобы укрыться в английском консульстве: Санта-Мария дель Джильо, улица Гритти, д.2489 (S.Maria del Giglio, calle Gritti, n.2489 (1869)).
Фаберовский посылает Пенелопу купить три билета на 6.30 утра на пароход «Восточно-Адриатической компании», офис которой находится на площади Св. Марка, 46 (до Александрии 1 кл. — 310 лир, 2 кл. 225 лир, 3 кл. (без койки) — 95 лир).
Сами бегут в отель за вещами. Какссон отравила всю еду мышьяком и довольная ждет их. Но есть некогда. Прежде чем покинуть отель с вещами, дают телеграмму Батчелору в Александрию (48.5 лир за первые 20 слов и 24.25 лир за каждые последующие 10 слов) и в Россию Черевину (11 лир за первые 10 слов и 5.5 лир за каждые последующие 10 слов). Вместе с ними тащится и Какссон, которой пригрозили, что если она хоть пикнет, то порешат и ее саму, и любезного ей Гримбла.
Договариваются с продавцом билетов, и тот показывает им книгу с записью фамилий. Среди них нет никого подозрительного. Встретившись с Пенелопой вновь, Фаберовский предлагает, чтобы хоть как-то обезопасить себя от покушения, скупить оставшиеся билеты 1 и 2 классов, так как пассажиров третьего класса запрут на своей палубе и не выпустят до прибытия. При сходе же третьеклассных пассажиров будут выпускать последними и будет время сбежать от шпиков, если они будут. На этот раз посылают Артемия Ивановича. Он приходит и говорит, что купил все билеты, которые оставались, и потратил 3000 лир.
Глава 27
В 6 часов на пристани в канале Св. Марка напротив Пьяцетты они поднимаются на борт парохода, чтобы уплыть в Александрию (через Бриндизи). Провели всю ночь на улице. Идут с вещами и обнаруживают, что пустых кают практически нет. Фаберовский говорит, что у него закралось подозрение, что 3000 лир ушли не по назначению. Артемий Иванович божится и трясет билетами. Он смотрит на название на борту и кричит, что они просто сели не на тот пароход. Фаберовский отвечает, что пароход-то как раз тот, а билеты он купил на местный пароходик до Неаполя.
Ландезен и Бинт плывут в Неапольском пароходе в третьем классе. Вспоминают о том, что вчера вечером говорил им агент, продававший билеты, и приходят к выводу, что сомнений быть не может: это именно Артемий Иванович, устроив хармидер, скупил все билеты, кроме третьего класса, так что либо они все трое плывут на этом пароходе тоже, либо поляк осуществил дьявольский план, заманив их таким образом в ловушку. Но это ничего, через сутки из Неаполя идет пароход в Александрию. Им пора уже ехать туда, так как на днях в Египет должен прибыть наследник и уже не остается времени рассусоливать, надо организовывать охрану на месте.
Глава 28
На столе у генерала фарфоровые фигурки под названием «голышки» или «офицерские», которые он всегда возит с собой: «ищущая блох», «стригущие ногти», «надевающая платье».
Во вторник генерал Селиверстов встал, по обыкновению, в восемь утра, умылся, оделся и отправился прогуляться до завтрака по Бульвару пешком. Утро было туманное и дождливое, и он даже вопреки своим правилам нанял фиакр, чтобы вернуться обратно в отель. Когда в одиннадцать часов генерал поднялся к себе в номер, завтрак уже был готов и он приказал камердинеру накрыть его у себя в кабинете. Пока старый финн снимал с подноса тарелки и расставлял их на столе, Селиверстов уселся в большое кресло и задумался.
Последние несколько дней ему стало казаться ошибочным решение явиться к Рачковскому. Тот был очень хитер и действовать против него в открытую было слишком рискованно, да еще парижские газеты раструбили вдруг, что генерал Селиверстов прибыл во французскую столицу не просто за врачебным советом, а с важным политическим поручением от русского правительства. Не крылась ли за этими публикациями рука Рачковского, желавшего настроить против генерала русскую колонию?
— Ступай, Миллер, — велел Селиверстов камердинеру и финн покорно удалился из кабинета.
Определенно, Рачковский должен был что-то предпринять. Но что? Как узнать это? С неприятным предчувствием генерал взялся за ложку и запустил ее в суп. Когда он отставил пустую тарелку в сторону и принялся за второе, в дверь робко постучали.
Миллер прошел в переднюю и открыл дверь. Перед ним стоял среднего роста дурно сложенный брюнет лет тридцати с длинной всклокоченной бородой, взъерошенными грязными волосами и болезненным цветом лица. На нем была бедная, потертая одежда, мокрая от дождя.
— Что вам надо? — с неприязнью спросил финн.