Операция «Океан»

Некоторые приспособились — они стали охотниками. Например, наша росянка, которая растёт на болотах, своими листьями ловит маленьких насекомых, переваривает их и так добывает азот. Совсем, как хищное животное.

21. Если вы срежете тоненькую плёночку с какого-нибудь растения, всё равно с какого, например с головки лука, и начнёте её рассматривать под микроскопом, то увидите вот что: вся плёнка состоит как бы из отдельных ячеек-клеток.

И если вы возьмёте такую же тоненькую плёночку от зародыша из яйца птицы, от кожи или мяса животного, вы опять увидите клетки… Только форма их каждый раз будет другая.

Всё живое состоит из клеток. Растения и животные — из несметного множества их, а большинство микроорганизмов всего-навсего из одной. И, что самое главное, каждая клетка — живая!

ПАРАЦЕЛЬЗ, ФИЛИПП (1493-1541). Немецкий врач и алхимик. Первый догадался, что многие болезни возникают от неправильных химических изменений, происходящих в организме человека. Для того времени это была самая смелая и передовая догадка. В своей лаборатории он производил множество таинственных и жутких опытов, пытался даже создать искусственного человека в колбе — гомункулуса. Конечно, из этого ничего не вышло. Важно другое — различные химические составы, которые ему удалось изготовить, Парацельз пробовал применять как лечебные средства. А это ведь делается и теперь!..

22. На столе у Ленки стояли в вазе цветы.

— Когда ты меняла воду? — спросил Александр Петрович.

— Вчера утром.

— Прекрасно, — сказал он, взял из вазы одну каплю и перенёс на стёклышко. — Пойдём поищем амёбу.

В своём кабинете он положил стёклышко под микроскоп и, спустя минуту, сказал нам:

— Взгляните!

Это было первое одноклеточное живое существо, которое мы увидели! Всё тело амёбы состояло из крошечного прозрачного мешочка, наполненного какой-то слизью вроде яичного белка, в которой как бы плавало несколько более тёмных округлых пузырьков с зёрнышками внутри… Александр Петрович сказал нам, что эта слизь и есть основное вещество всякой растительной и животной клетки — белок, и называется он протоплазмой. А самый крупный внутренний пузырёк — ядро. От него зависит размножение.

— Вооружитесь терпением, — предупредил нас Ленкин дедушка, — и вы сами увидите…

Мы по очереди смотрели в микроскоп, наблюдая за тем, как во время движения изменяется форма амёбы. Она как бы переливалась с одного места на другое. На её теле с той стороны, куда она двигалась, появлялось одно или несколько выпячиваний, и туда медленно перетекало всё, что было внутри. Никакой постоянной формы это одноклеточное не имело…

Прошло, наверно, с полчаса, и мы уже не очень спорили, чья очередь смотреть в микроскоп, как вдруг Ленка завизжала:

— Оно делится!..

Теперь оторвать её от микроскопа было нельзя, и только строгий приказ Александра Петровича заставил её дать и нам посмотреть.

Мне досталось увидеть только самый конец деления амёбы; когда она, словно перетянутая шнурком, разъединилась пополам, и каждая половина поползла прочь от другой, потому что теперь это были уже две амёбы, а не одна. И в каждой было своё собственное ядро.

Когда мы успокоились, Ленка сказала нам, что деление началось с ядра — оно удлинилось и перетянулось, как гантель, а затем разорвалось надвое. Вот почему образовались две амёбы…

— А какая из них мать и какая дочь? — спросил Генка.

Но даже Александр Петрович не мог ответить на этот вопрос: обе новые амёбы были одинаковой величины.

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой льётся кровь, ревут моторы, гремят выстрелы и рассказывается о танцующем парашюте…

Напрягая последние силы, мы защищали свой плот. Его наполовину выпотрошенная, насквозь промокшая оболочка пузырилась и проваливалась у нас под ногами. Вода доходила до колен. Передвигаться по плоту мы не могли — ноги путались в стропах и складках материи.

Достаточно было только раз взглянуть, с какой свирепой прожорливостью акулы раздирали наш плот и проглатывали окрашенные их же кровью куски пемзы, чтобы явственно представить себе нашу жуткую участь.

Только бешенство и отчаяние ещё придавали нам силы. Борьба шла не то, что за жизнь, за каждую минуту жизни.

Спасения мы не ждали… Но оно пришло!

Внезапно мы услышали над собой рёв моторов и увидели тень, скользнувшую по воде.

Затем появилась… Нкале! Как вихрь, она пронеслась над нами, держа в руках короткое скорострельное ружьё.

Загремели выстрелы.

Ближайшая к нам акула перевернулась брюхом вверх и, судорожно извиваясь, окатила плот целым фонтаном кровавых брызг. Другие акулы немедленно набросились на свою товарку и начали пожирать её ещё живую. Им, в общем, было всё равно, кем пообедать.

Нкале носилась над акулами, как маленький крылатый дьявол, в упор поливая их из своего автомата. С высоты ещё кто-то стрелял. Выстрелы прорезывали воздух то длинными, то короткими очередями. Ещё две акулы были убиты. Теперь вся их свора, покинув плот, пировала над этой дохлятиной.