– Я сдаюсь! – заорал он. – Хватит, я сдаюсь!
– Я не сдаюсь, – беляк опять ударил его ножом. – Слышишь, гебист?
– Мы не из КГБ, мужик! – быстро заговорил волосатый. – Оставь режик в покое. МЫ НЕ ИЗ КГБ!
– А кто ж вы? Добрые самаритяне?
– Угадал, капитан. Самаритяне. Такие добрые, что дальше некуда…
– А я – Джин Келли? Эй, гражданин капитан, я похож на Джина Келли?
– Мужик, ну что мне, штаны снять, чтоб ты поверил? – разозлился патлатый. Резун решил сыграть ва-банк. Но для этого ему нужно было освободить руку. Освободить можно было только одну – ту, в которой пистолет.
– Я сдаюсь в плен Вооруженным силам Юга России. Я сдаюсь тебе, Верещагин, слышишь?
– Слышу. Только я по четвергам пленных не беру.
– Хватит полосовать меня ножом, сволочь! – Он бросил на землю пистолет, освободилась правая рука, и Резун попытался отобрать нож. – Ты обязан взять меня в плен! Ты не можешь меня убить!
– Это почему же? – спросил Верещагин.
Резун оскалился:
– Потому что я только что спустил ключ от этих наручников в дренажный люк, мудаки! И если вы меня убьете, вам придется тащить мой труп на цепочке.
– Мы поступим проще. Увезем его на машине. – Налетчики перестали прятаться и подошли вплотную.
– И что вы объясните советским военным патрулям? Откуда у вас в машине покойник? И почему в наручниках?
Верещагин повалился на землю, придавив Резуна своей тяжестью, поднял нож.
– Мне плевать, что они объяснят военным патрулям, – выдохнул он. – Мне вообще на все плевать. Просто очень хочется распанахать тебе горло. Есть у меня причины этого не делать?
Резун понял, что спасение своей жизни беляк ценит невысоко. Справиться с ним – раз плюнуть, но пока он сверху, «самаритяне» стрелять не будут. Ответ вынырнул быстро и сам собой:
– Есть. Я владею айкидо. В совершенстве.
За следующую секунду он пережил весь запас острых ощущений на десять лет вперед. Острие ножа вдавилось в кожу на его горле, и стоило беляку налечь на рукоятку, хотя бы случайно, все – не жди меня, мама, хорошего сына.
Это мгновение продолжалось… Продолжалось… Продолжалось… И наконец закончилось.
– Этот человек – мой пленный, – объявил Верещагин громилам, опуская нож и поднимаясь на колени. Резун тоже встал – лежать спиной в луже было как-то неловко.
Бритый явно не желал соглашаться с белогвардейцем. Со словами «кибэнэ мат!» он сделал шаг вперед, схватил Резуна за скованную руку и, не слушая двойного протестующего вопля, выстрелил в цепь наручников.
На вылете из ствола пуля «Дезерт Игла» развивает усилие в 218 килограммов, но запорожский завод «Днепроспецсталь» в очередной раз оправдал доверие, которое возлагало на его продукцию военное ведомство СССР. Резун и Верещагин, скованные одной цепью, грохнулись на асфальт, столкнувшись плечами.
– Су-у-ука! – в унисон простонали корниловец и офицер ГРУ. Длинноволосый скорчился от смеха, придерживаясь за ближайшую машину.
– Дебил, что ты ржешь, больно же! – Резун опять поднялся, помог встать Верещагину. – Дайте мне хоть паршивую закрутку, кровь-то идет!
– Если мы притащим ГРУшника на веревочке, я даже не знаю, что нам скажут, – пожаловался патлатый, снимая ремень. – То ли медаль дадут, то ли выебут и высушат.
Владимир перетянул бедро ремнем. Беляк, полулежа на «рено», глотал воду, бежавшую струйкой из желобка на крыше машины.
– Сколько ты в него влил? – поинтересовался «самаритянин».
– Двадцать кубов… – ответил Владимир.
– Палач…
– Spirit is strong, and flesh is weak, – сообщил Верещагин.
Бритоголовый обыскал тело Варламова, рассовал по карманам трофеи – документы и оружие, – потом занялся «рено»: пошарил в багажнике и нашел пластиковый пакет с курткой, бронежилетом, поясом, оружием и браслетом Верещагина. Эти вещи тоже перекочевали в «фольксваген».
Волосатый покачал головой.
– Видал я, как людей берут на пушку. Но чтобы сдавались на пушку – такого я не видел. Цирк, да и только. Мужик, ты уверен, что он тебе нужен?
– Да…
– Так, давай к машине. А то ты сейчас сознание потеряешь.
Верещагину, похоже, понравилась идея потерять сознание. Он сделал шаг к «фольксвагену», не устоял на ногах и опять завалил Резуна. Владимир, поднимаясь, ругнулся от всей души – похоже, основную работу по транспортировке этого тела придется делать именно ему. Раненому. Зараза чухонская этот Ныммисте…
– Мужик! – окликнул крымца патлатый «самаритянин». – Эти лужи не стерильны, между прочим! А у тебя кровь! Так что кончай валяться…
«У него, значит, кровь, – скрипнул зубами Владимир. – А у меня что, антифриз?»
Крымец не отозвался и не шевельнулся.
– Мужик!!! – «Самаритянин» рухнул возле него на колени, приподнял за плечи. – Очнись! Вставай, некогда валяться, сматываться надо!
Беляк не реагировал.
– Давай тащи его! – рыкнул волосатый на Резуна.
Вдвоем они вперли Верещагина в «фольксваген», набросили ему на плечи окровавленную, но сухую корниловскую куртку. Завелись, рванули, разбрызгивая лужи. Опять началась карусель по симферопольским улицам.
– Патруль, – ровным голосом сообщил бритый через пять минут.
– Вижу, – волосатый покосился в сторону Резуна. – Доставай свою «корочку».