– Не хочу в подвал! Уйди, уйди, сволочь, что тебе еще нужно, зачем ты их всех убил? Я же человек, дай и мне подохнуть по-человечески!
– Выруби его! – приказал патлатый.
Резун сжал кулак. Один точный тычок – и беляк затих.
– А теперь бери его на загривок – и вниз.
Владимир понял, что лучше не спорить.
Может быть, они и были «совсем рядом» от места – если ехать на «фольксвагене». Но путь по подземным коммуникациям Симферополя длился бесконечно. У Владимира трещала спина, нестерпимо болело плечо и адским пламенем горело раненое бедро. Когда он попросил отдыха, бритый спокойно поинтересовался у своего командира, можно ли застрелить пленного и отрезать ему руку, а Верещагина он и сам понесет. Патлатый сказал, что пока не надо, Владимир прикусил язык.
Они выбрались из люка в каком-то подземном гараже и поднялись в лифте на третий этаж большого, стилизованного под викторианский стиль, особняка. Резун понял, что его мучения – физические, по крайней мере, – кончились. Он сгрузил крымца возле двери, на которой висела скромная табличка: Embassy of Israel.
– Шма Исраэль, – провозгласил очнувшийся белогвардеец. – Адонай элохейну, адонай эхад…
– Произношение ни к черту, – прокомментировал длинноволосый.
Дверь открыла грандиозная женщина. Если андерсеновская Атаманша существовала, то выглядела она именно так.
– Ма, у нас все в порядке, – сказал патлатый.
– Да? Я очень рада. Тебе погулять захотелось? Поиграть в Тимура и его команду? Так сказал бы мне, я бы тебе устроила помыть полы!
– Ма, не надо…
– Давай, иди к Исааку, он тебе оторвет голову. Потом иди ко мне, переоденешься в сухое. Это что такое?
– Это я тебе халтурку принес, – патлатый нервно хихикнул. – Лева, найди что-нибудь открыть наручники.
– Есть, – сказал бритый Лева.
– Кто вы такой? – спросила женщина у Владимира.
– А что, не видно? – огрызнулся тот. – Капитан Советской армии.
– Сема!
– ГРУшник он, ма… – Сема снимал с себя мокрые ботинки. – Все это надо в мусоропровод. Нет, лучше в печку.
– Ты с ума сошел?
– Ма, нам нечем было открыть наручники. А так – сто лет он нам нужен.
– Он мне н-нужен, – клацая зубами, пробормотал Верещагин.
– Очень мило. А вы кто такой?
– К-капитан «ф-форсиз», – Верещагина трясло крупной дрожью. Владимир только сейчас заметил, как он сам продрог до костей и как его колотит. Беляк сполз по стене, сел на пол. За его спиной по кремовой краске протянулся мокрый розоватый след.
– У в-вас й-есть душ? – безжизненным голосом спросил капитан. – С-согреться…
– Какой тебе душ? – возмутилась женщина. – Ты хочешь сепсис?
– Ма, он валялся в половине луж Симферополя. Душ хуже не сделает, его все равно нужно налить антибиотиками до ушей.
– Ты еще здесь? – прикрикнула женщина на Сему.
Появился Лева с набором первоклассных отмычек. Резун, чье запястье было располосовано уже в кровь, с удовольствием подставил руку. Избавиться от этих кандалов – а там пусть хоть расстреливают.
Верещагин встал, опираясь на бритого.
– Душ там, в конце коридора, – сказала женщина. – Дойдешь? Сейчас я принесу полотенце. Не запирайся.
Артем пренебрег ее советами. Не потому, что стеснялся – голых мужчин госпожа майор наверняка перевидала больше, чем любая севастопольская профессионалка. Просто он чувствовал, что вот-вот пойдет вразнос. Истерика, начавшаяся было в подземном переходе, подступала снова. Наверное, и мужских истерик госпожа майор в силу своей профессии повидала немало, но вот этой она не увидит.
Он не знал, сколько это продолжалось – может, десять минут, может, больше. Майорша окликала его раза три: «Ты там в порядке?», и каждый раз ему удавалось собрать себя в кулак и сравнительно спокойно ответить: «Да!», после чего можно было опять распадаться на молекулы. Когда это закончилось, он какое-то время сидел на полу душевой кабинки в облаке горячего пара, наслаждаясь пришедшим покоем и опустошением. Согревшись и придя в относительную норму, избавился от одежды. Попробовал снять и бинты, но не смог развязать мокрые узлы – не слушались руки.
– Ну! – Госпожа майор толкнула дверь. – Какого черта! Я же просила не закрываться!
– Подождите… немного…
– Открывай, или я вынесу дверь! Думаешь, у меня не получится?
У нее получилось бы вынести дверь в бункер тактического центра. Верещагин набросил на бедра полотенце и отпер замок.
– Ты соображаешь, что делаешь? – напустилась на него майорша. – А если бы ты потерял сознание и захлебнулся? Оно мне надо? Ради этого Сема подставлял свою голову? Согрелся? Вылазь уже из воды.
Она подошла и решительно завернула кран.
– Идем, – сказала она. – Можешь идти?
На всякий случай за ее спиной маячил Сема – уже получивший разнос от таинственного Исаака и переодетый в сухие брюки и ковбойскую рубашку. Втроем они проследовали в тесную каморку посольского врачебного кабинета.
– Пей, – госпожа майор протянула мерный стаканчик.
– Что это?
– Коньяк с опиумом.
– Не надо.
– Ты что, боевой мазохист? – спросил Сема.
– Нет. Я просто и без того здорово пьян.
– Тогда полста грамм ничего не изменят.
Он глотнул, ощутил странный привкус.