Операция «Престол»

Вполне возможно, что он и не говорил этих зловещих слов. Но им верили, даже если бы их выдумали сами немцы. Потому что слишком хорошо знали Сталина.

И далеко не случайно немцы весьма успешно пользовались этими словами при работе с военнопленными.

Да и как не верить, если вся страна даже в мирное время страна была залита кровью. Так что же было говорить о войне?

Сложно сказать, как стали бы развиваться события, если бы немцы сами не тормозили развитие гражданской войны.

Она была совершенно не нужна немцам, поскольку была непонятна им и не вписывалась в их планы, согласно которым русских требовалось покорить, а вовсе не «освобождать».

Более того, после предполагаемой победы им предназначалась участь рабов, подданных, но никак не союзников.

И освободительный подъем народа всячески подавлялся и сдерживался самими же немцами.

Никаким движениям и формированиям не позволяли набрать достаточную самостоятельную силу, и они оказывались в полной зависимости от положения Германии.

Понятно, что такая политика по ведению восточной кампании обернулась для немцев крайне отрицательно.

Хотя многие нацистские руководители понимали ее пагубность.

Так, Розенберг, выросший в России, считал очень вредной пропаганду «недочеловеков» и внедрения подобного отношения к русским.

Даже Геббельс, добросовестно озвучивавший эту пропаганду, в душе придерживался иной точки зрения.

В своем дневнике в июле 1942 года он писал, что поначалу жители Украины приветствовали Гитлера как избавителя, но изменили свое отношение из-за зверского обращения с ними.

При этом он отмечал, что угрозу со стороны партизан можно было бы свести до минимума, завоевав доверие населения.

Гораздо правильнее, считал он, было вести борьбу против большевизма, а не русского народа — создать марионеточные правительства, опереться на антисоветские силы.

Самые дальновидные из подручных фюрера приходили к выводу, что действия немецких карателей не только играют на руку Сталину, но даже приветствуются им.

В инструкциях партизанам предписывалась самая жестокая расправа с оккупантами, невзирая ни на аресты заложников, ни на угрозы оккупационных властей.

Но пенять только на Сталина было неправильно.

Террор был заложен изначально в стратегии восточной политики и начал проводиться в жизнь с самого 22 июня, еще до возникновения партизанского движения.

Потому что главной его целью считалось сразу же запугать народ и отбить одну только мысль о любом сопротивлении или непослушании.

«Вступив на территорию Советского Союза, — оценивал ситуацию, сложившуюся в России, заместитель начальника политического департамента Остминистериума Отто Бройтингам, — мы встретили население, уставшее от большевизма и томительно ожидавшее новых лозунгов, обещавших лучшее будущее для него.

И долгом Германии было выдвинуть эти лозунги, но это не было сделано.

Население встречало нас с радостью, как освободителей, и отдавало себя в наше распоряжение.

Обладая присущим восточным народам инстинктом, простые люди вскоре обнаружили, что для Германии лозунг „Освобождение от большевизма“ на деле был лишь предлогом для покорения восточных народов немецкими методами.

Рабочие и крестьяне быстро поняли, что Германия не рассматривает их как равноправных партнеров, а считает лишь объектом своих политических и экономических целей.

С беспрецедентным высокомерием мы отказались от политического опыта и обращаемся с народами оккупированных восточных территорий как с белыми второго сорта, которым провидение отвело роль служения Германии в качестве ее рабов.

Не составляет отныне секрета ни для друзей, ни для врагов, что сотни тысяч русских военнопленных умерли от голода и холода в наших лагерях.

Сейчас сложилось парадоксальное положение, когда мы вынуждены набирать миллионы рабочих рук из оккупированных европейских стран после того, как позволили, чтобы военнопленные умирали от голода, словно мухи.

Продолжая обращаться со славянами с безграничной жестокостью, мы применили такие методы набора рабочей силы, которые, вероятно, зародились в самые мрачные периоды работорговли. Стала практиковаться настоящая охота на людей.

Наша политика вынудила как большевиков, так и националистов выступить против нас единым фронтом…»

Сыграло свою роль и бесчеловечное отношение немцев к военнопленным и к мирному населению. И-за чего шли постоянные сканджалы между Гиммлером и Гейдрихом с одной стороны и Канарисом с другой.

В сентябре 1941 года генерал-фельдмаршал Кейген. издал распоряжение «Об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях для военнопленных».

Содержание и тон этого распоряжения смутили даже видавшего виды начальника абвера Канариса.

Он направил Кейтелю докладную записку, в которой обратил его внимание на произвол в лагерях, голод, массовые расстрелы.

Но отнюдь не потому, что считал это преступным с точки зрения международного права.

Канариса тревожило другое: жестокое отношение к военнопленным неизбежно должно было привести к усилению сопротивления советских воинов, которые, зная, что их ждет в случае пленения, предпочтут плену смерть в бою.