Операция «Престол»

— Патриот тот, — продолжал Жеребков, — кто, не ставя условий, идет переводчиком, врачом, инженером и рабочим, со стремлением помочь русскому народу забыть большевистское иго и изжить страшный марксистский яд, проникший ему в душу. Мне часто приходиться слышать, как некоторые уже заранее плачут о судьбе несчастной России! И я с всей ответственностью говорю вам, пока Германское правительство не объявит официально своего плана и решения, касающегося России, пока не скажет свое последнее слово фюрер Адольф Хитлер, все эти бредни является только предположением…

— Как бы поздно не было! — послышался крик из задних рядов.

Жеребков сделал вид, что не слышал и продолжал:

— Поскольку советская армия будет биться за своих владык, русским людям с нею не по пути, но как только эта армия пойдёт против этих владык, она немедленно станет русской армией. К сожалению, она бьётся за своих владык! В интересах России, в интересах русского народа нужно, чтобы немцы сами или же при посредстве ими же руководимого русского правительства в течение ряда лет вели русский народ. Ибо после тех экспериментов, какие жидовский Коминтерн производил в течение четверти века над русскими, только немцы могут вывести их из полузвериного состояния…

Высказав эту мысль, Жеребков нарушил белоэмигрантскую традицию связывать с ожидаемым поражением СССР надежду на восстановление независимой России.

Как человек, хорошо знакомый с идеологией и практикой нацизма, он готовил эмигрантов к тому, что после победы Германии в войне Россия надолго останется под немецкой оккупацией.

В конце выступления Жеребков произнес панегирик в отношении нацистского лидера:

— Адольф Хитлер — спаситель Европы и её культуры от жидовско-марксистских завоевателей, спаситель русского народа, войдёт в историю России как один из величайших ее героев!

Когда Жеребков закончил, раздолись жидкие аплодисменты.

Большая же часть была возмущена откровенно враждебной речью Жеребкова.

Послышились крики:

— Позор! Предатели! Долой!

Дабы не нагнетать обстановку, распорядитель вечера генерал Маковский поспешно пригласил всех, «по русскому обычаю» закусить.

Глава II

Алексей оказался за одним столом с благообразным мужчиной лет шестиядесяти с большой окладистой бородой.

Это был известный в свое время религиозный поэт Сергей Николаевич Дурылин.

Его отец принадлежал к старому купеческому калужскому роду и в одиннадцатилетнем возрасте был отдан в «мальчики» к богатому московскому купцу Капцову.

Он дослужился до приказчика и на свадьбу получил от хозяина в подарок лавочку близ Ильинских ворот.

Со временем он открыл еще две лавки — на Ильинке возле церкви Никола «Большой крест» и в Богоявленском переулке.

Он стал настолько уважаемым членом московского купечества, что получил приглашение на коронацию Николая II.

Сам Сергей Николаевич учился в Московской мужской гимназии, из которой ушел из-за несогласия с господствующей системой образования.

В 1903 году он стал работать в толстовском издательстве «Посредник» и сотрудничал во многих других издательствах.

Занимался Сергей Николаевич и частной педагогической деятельностью, и среди его учеников были Игорь Ильинский и Борис Пастернак.

Он совершил ряд поездок по русскому Северу.

Причина этих путешествий была не только археолого-этнографической.

Поездки Дурылина вполне вписываются в общую традицию интеллигентских «духовных путешествий» и интереса к расколу.

В 1910 году совершился перелом в жизни Дурылина: он вернулся к «вере отцов», которая была потеряна в гимназические годы.

В 1910–1914 годах он учился в Московском Археологическом институте, и темой его выпускной работы стала иконография Святой Софии.

В 1911–1913 годах он регулярно посещал ритмический кружок Андрея Белого при издательстве «Мусагет».

С осени 1912 года Дурылин был секретарём Московского религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева, последнее заседание общества состоялось 3 июня 1918 года.

В 1913 году была опубликована его книга «Рихард Вагнер и Россия. О Вагнере и будущих путях искусства», в которой он впервые использовал образ «незримого града Китежа» как подлинного основания русской духовной культуры.

В том же году он выпустил книгу «Церковь Невидимого Града. Сказание о граде-Китеже».

В июле 1915 года Дурылин признавался в одном из писем:

«Я был на пороге двух аскетизмов: в юности рационалистического интеллигенского, теперь стою на пороге полумонашеского…

И я знаю, что должен стоять, постояв, переступить этот порог и уйти».

Он хотел уйти в монастырь в Оптиной пустыни, однако оптинский старец Анатолий посчитал, что он пока не готов к этому.

Летом 1916 года в «Богословском вестнике» Павла Флоренского была опубликована работа Дурылина «Начальник тишины», в которой впервые звучит тема Оптиной пустыни как реального воплощении «Града Незримого».

В 1919 году Дурылин переселился в Сергиев Посад, где занимался описью лаврских реликвий XVII века и готовился к принятию священнического сана.

В конце концов, он был рукоположен в целибатные священники в марте 1920 года и служил в Церкви Николая Чудотворца в Клённиках.