— Успокойтесь? — Возняков оттолкнул стакан и снова вскочил. — Вы понимаете, что вы говорите? Успокойтесь… Ведь в этих образцах итог нашей длительной работы! Многолетней работы целого коллектива. Вы можете понять это?
— Могу, — спокойно сказала Задорина.
— Что же это за образцы? Какой руды? — поинтересовался Сажин.
— Боксит… — Возняков замахал длинными нескладными руками. — Мы наконец-то нащупали мощную рудную залежь… С таким трудом!
— Вы говорите — боксит? — оживился Сажин.
— Да… — Возняков смешался. — Простите, я, кажется, болтаю лишнее…
— Да нет, ничего лишнего, — постарался успокоить его Сажин.
— У нас, понимаете, поступили недавно такие строгие инструкции… — сконфуженно признался Возняков.
— А-а… — Сажин понял геолога. — Ну, коль так… вопросов больше не имею. Есть только просьба. Прошу вас, Олег Александрович, сказать в коллективе, что найденный нами труп вы не опознали, что это труп не знакомого вам человека.
— Как так?
— Скажите, что это не Николашин.
— Что за фантасмагория;.. Но сумею ли я?
— Должны суметь! — жестко сказал Сажин. — Так нужно.
— Хорошо, — подчинился Возняков. — Тяжело, но я постараюсь.
Геолог стал прощаться. Когда он пожимал руку Задориной, Сажин чуть улыбнулся:
— Ас Надеждой Сергеевной вам надо подружиться. Она будет вести следствие.
— Ну и времена! — только и нашелся сказать Возняков.
— Порфирий Николаевич, зачем вы запретили рассказать о судьбе Николашина? — спросила Задорина, когда Возняков уехал.
Сажин долго думал, морща бугристый лоб, потом сказал:
— Об этом мы всегда успеем сообщить. Разве не так?
— Так, — согласилась Задорина, ее карие глаза оживленно блеснули. — Вы полагаете, что мы можем вспугнуть преступников?
— Да.
— Значит, я должна опять искать исчезнувшего Николашина?
Сажин испытывающе посмотрел на девушку.
— Вы должны всем ходом следствия показать, что ищете живого, исчезнувшего человека, а не его убийц.
— Почему?
— Вам ничего не говорит исчезновение проб и отсутствие у Николашина каких-либо ценностей? В чем первопричина преступления?
— Для меня это пока не ясно.
— Для меня тоже. — Сажин начал сердиться. — Поэтому я вас обязываю быть осторожной. Неизвестно, что за всем этим кроется…
ТРЕВОЖНЫЕ ВЕСТИ
Перед самым обеденным перерывом капитана Новгородского вызвал к себе комиссар Костенко. По тону, каким начальник отдела сказал в телефонную трубку: «Зайдите», Новгородский сразу догадался, что предстоит получить новое задание.
Через несколько минут он входил в кабинет.
Костенко был не в духе.
— Вот что, капитан… — медленно начал он, ткнув папиросу в пепельницу. — Хотел дать вам отдохнуть, но… сами понимаете.
— Понимаю, — сказал Новгородский.
— Тогда к делу. — Костенко постукал костяшками длинных тонких пальцев по столу и заговорил в своей обычной энергичной манере. — Сегодня у меня был человек из района. Точнее: начальник Медведёвского райотдела милиции. Сажин Порфирий Николаевич. У них чэпэ. В деле есть обстоятельства, внушающие некоторые подозрения. Сажина я направил к вам. Он будет у вас в семнадцать ноль-ноль. Вникните в существо дела. Разберитесь. Выводы и предложения доложите вечером. Я вас вызову. Ясно?
— Ясно! — щелкнул каблуками Новгородский.
Сажин оказался пунктуальным человеком. Ровно в пять вечера в кабинет, где занимался Новгородский, постучали. Вошел массивный пожилой мужчина в мешковатом штатском костюме. Поздоровался.
— Присаживайтесь, — пригласил Новгородский.
— Благодарю. — Сажин неторопливо сел, огляделся и, очевидно убедившись, что пришел куда надо, сказал — Товарищ Костенко просил меня встретиться с вами.
— Да-да. Я давно жду вас… У вас в Медведёвке тоже морозы с ветрами? Достается?
— Да. Зима сердитая нынче. Достается.
— Сочувствую.
— Спасибо. Вам в городе греться, небось, тоже не много приходится.
— Пожалуй. Другой раз матушка-зима до цыганского пота проберет! — Новгородский рассмеялся.
Сажин тоже улыбнулся.
— Ну, давайте, Порфирий Николаевич, хвалитесь своими новостями, — простецки сказал Новгородский, почувствовав, что контакт с собеседником установлен.
— Хвалиться особенно нечем, — Сажину понравилось, что моложавый капитан назвал его по имени-отчеству.
Пока гость рассказывал о трагедии Николашина, Новгородский делал пометки в блокноте и бросал быстрые, любопытные взгляды на неторопливого рассказчика. Сажин ему нравился. Несмотря на грузность и медлительность, он был точен в движениях, в нем чувствовалась сила, твердость. Большеносое, полное лицо с глубоко посаженными серыми глазами тоже дышало спокойной твердостью.
— Так вы говорите, Возняков об образцах боксита упомянул вскользь? — спросил Новгородский, когда Сажин кончил рассказывать.
— Да. Время военное. Геологи, очевидно, ограничены теперь в информации.
— Понятно. Возняков сейчас в партии?
— Нет. Он вчера тоже приехал в Сосногорск.
— Зачем?
— Не знаю. Я случайно видел его на вокзале. Мы не разговаривали.
— Значит, вы полагаете, что гибель Николашина каким-то образом связана с образцами, которые он вез?
— Я ничего не полагаю, товарищ капитан.
— Зовите меня просто Юрий Александрович.