Операция «Сентябрь»

Костинавичюсу посчастливилось, он чудом вырвался из окружения, понимая: попади он в плен, виселицы ему не избежать. В мае сорок пятого, будучи капитаном вермахта и командиром заградительного отряда полевой жандармерии, он сдался англичанам, провёл полгода в британском концлагере для военнопленных, а затем, пройдя ускоренный курс разведшколы в Стонхавене, в Шотландии, был заброшен в Литву и определён в партизанский отряд заместителем Крюка.

По ориентировке МГБ СССР, Обух отличался звериным чутьём и жестокостью, владел всеми видами стрелкового оружия, отлично стрелял, слыл мастером рукопашного боя, искусно метал нож и топор. За ним тянулся длинный кровавый след…

Обух потушил в массивной бронзовой пепельнице сигарету. Он понимал, его долгое молчание раздражает Крюка. Отпив глоток остывшего кофе, ответил:

— Мне кажется, Йонас, нужно подождать. Пусть красные всё перевезут со станции на склады, там мы их и накроем.

Крюк сделал недовольную мину, вновь налил самогон в рюмку и, не закусывая, выпил. Он порывисто встал, быстро зашагал по гостиной. Лицо его побагровело, руки нервно дёргались.

— Неверно, Витас, совсем неверно! — его голос дрожал, переходя на крик. — Надо устроить красным кровавый праздник! Надо уничтожить железнодорожную станцию, состав с локомотивом, взорвать полотно, перебить железнодорожную обслугу! Пусть вся Литва вновь услышит о нас! И Москва тоже!

Обух понимал, шефу не требовалось продовольствие, он вполне довольствовался той данью, что бандиты собирали с крестьян по хуторам и сёлам. Люди в отряде не голодали. Как говорили русские, «были сыты, пьяны, и нос в табаке». Но продовольствие было очень нужно ему, Обуху. Сотни тонн муки, крупы и сахара, тысячи банок мясных и рыбных консервов, сало, постное и сливочное масло, маргарин и многое другое уже были обещаны Брусу. И за всё это богатство он, Обух, должен был получить от воровского сообщества тысячи долларов, золото и камни. «Надо постараться втемяшить в голову этому самодовольному болвану, что нельзя лезть на станцию».

— Послушай, Йонас, нельзя атаковать станцию. Во-первых, даже если мы выведем на дело весь отряд, потери могут быть страшными. Ты ведь знаешь, что станцию охраняет взвод автоматчиков с пулемётами. Наверняка вагон с охраной имеется и в составе. Во время выгрузки охрану явно усилят. Кроме того, не менее роты, а то и две, будут сопровождать колонны машин с продуктами до складов. Сколько людей положим!

Крюк молчал и, ссутулившись, мерил гостиную шагами. Обух продолжал:

— Во-вторых, как мы такое количество продовольствия перебросим через Вилию? Тут нужен целый флот барж с буксирами. Где мы их возьмём? А если и перебросим, где нам собрать столько автомобильного и гужевого транспорта, чтобы всё доставить в наш лес? Не обижайся, Йонас, брать надо склады.

Крюк остановился, выпрямился, поднял обе руки и с деланной радостью объявил:

— Прекрасно! Согласен с тобой, Витас! Вот ты и поведёшь отряд. Всё спланируешь, организуешь, как ты это умеешь делать, и возглавишь операцию.

Обух побледнел. Он лично уже давно не принимал участия в боевых операциях, и ему вовсе не хотелось лезть под пули из-за прихоти и дури Крюка. Да и времени у него не было. Нужно всё узнать про исчезнувшую брошь, найти подходы в милиции, определить ключевую фигуру, если получится, подкупить её, а нет — совершить налёт и изъять брошь.

— Когда ты планируешь акцию? — процедил он сквозь зубы.

— Думаю, к пятнице красные всё перевезут в склады. Пойдём в ночь с пятницы на субботу. — Крюк выпил третью рюмку самогонки и злорадно усмехнулся. — У тебя будет достаточно времени подготовить операцию.

Обух задумался, затем достал из кармана брюк маленький блокнот, полистал его.

— Ничего не выйдет, шеф. В ночь на субботу у меня радиосвязь с Лондоном. Ты же знаешь: суббота и среда. — Он закурил и налил себе самогонки. — Кроме того, я не могу светиться. Никто, кроме моих людей, не должен меня знать в лицо.

Крюк с ехидным прищуром заметил:

— Вот и чудесненько. Радиосеанс проведёшь вблизи складов, — он развернул карту, — вот тут, у окоёма леса, а затем со второй группой организуешь вывоз продуктов в лес, блокируешь шоссе и, в случае прибытия красных со стороны Вильнюса, встретишь их огнём. А я тем временем с первой группой уничтожу охрану, погружу всё на подводы и подожгу склады.

Крюк самодовольно рассмеялся и хлопнул Обуха по плечу.

— Чего раскис, Витас? Сломал я твои амурные планы? Знаю ведь, что ты по субботам к своей паненке шныряешь. Или струсил? Кстати, твоя паненка сообщила что-нибудь интересное?

— Ничего, — буркнул Обух и кинул злобный взгляд на шефа. — А за словами следи, особенно про трусость. Недаром уголовники говорят: за базар отвечать придётся.

— Ты мне угрожаешь?

— Избави Бог! Просто ты, видимо, забыл, кому предъявляешь трусость.

— Ладно, — примирительно проворчал Крюк и налил полные рюмки самогона, — не горячись, я ведь так, без обиды. Давай лучше выпьем за успех нашего дела.