Операция «Шасть!»

В это время в помещении нарисовались оживленно о чем-то болтающие Пафнутий с Муромским. Сервисмен мановением руки указал Илье место дислокации друзей и ретировался. Илья, не обращая внимания на происходящее возле эстрады, прошагал в кабинку. Рухнул в свободное креслице и без никчемных церемоний опрокинул в рот одну за другой стопки приятелей. Потом скушал ложку креветочного салата и поинтересовался:

– Что за балаган, парни, зачем не пьем?

– Сиди не мельтеши, – отозвался Никита и практически на ощупь разлил по новой.

– Алло, камрады! – Илья помахал ладонью у них перед глазами. – Вы что, остекленели? Я тут, между прочим, с Пафнутием познакомился…

– Да тихо ты! Цыц, боец! – Никита пододвинул к нему блюдо с овощами. – На, углеводами пока побалуйся. Не видишь, культурный процесс идет?

Парочка Эдипянц – Пубертаткин тем временем прекратила пляску и продолжила песню на два голоса:

…Тут перчила встал со стула,
Вилкой фраера пырнул он,
И три раза провернул он
Вилку впрок.
Ну конечно, повязали,
В Старой Хате прописали;
И теперь он ждет в централе
Новый срок.

Мать-старушка на свиданье,
С многолетним опозданьем,
Признается под рыданье
Двух сердец
В том, что прокурор покойный
Был супруг ее законный,
А перчиле хоть какой, но
Был отец!

В стольном граде Клязьмограде
Круто перченные дяди —
Ран зализыванья ради —
Прут сюда,
Чтобы в думках зря не греться,
Чтобы здесь отмякнуть сердцем…
Пусть нас жизнь осудит, перцы, —
Без суда!.. Да?

Завершив музицировать, певцы, трогательно поддерживая друг друга за плечи, начали исполнять поклон. Это было зрелище! По сравнению с их движениями корабли, которые лавировали-лавировали да не вылавировали, могли бы считаться эталоном маневренности.

Илья оторвался от тушеных овощей и с сожалением изрек:

– Вот же блудливому оралу никто в рыло не дал!

– Не стреляй в караокиста, он базлает как умеет! – отмахнулся Алексей. – Эх, ребята, с кем только не приходится контактировать… Придется и с этими.

– Будем раскручивать новых звезд шансона? – Муромский сделал вид, что закатывает рукава. – Постановка голоса методом тыка? Хореография в стиле Броуна? Погодите, что-то я не догоняю… Если глумление над музыкой мы им простили, то за что калечить-то? Разве эти типусы кто-то из наших фигурантов?

– Верная догадка. Опять звери ловцов нашли, – резюмировал Попов.

– Вот-вот, – устало поддержал Никита. – Ловцам уж давно конгруэнтно, а звери бегут и бегут. Илья, у тебя есть желание познакомиться с менеджерами новой формации Эдипянцем и Пубертаткиным? С наследниками негоцианта Гендерного Эф Эм.

– С кем, с кем?.. Ах, с этими! С «Луча»? Да ну… И вообще, мужики, бросайте это грязное дело. Ночь в разгаре, а мы ни разу не отдохнули. История нам этого не простит. Слышь сюда, разговорился я с Пафнутием – мировой парняга, между прочим, – так он мне растолковал тутошний принцип подбора исполнителей. Петь может кто угодно, что угодно и сколько заблагорассудится. Даром что у лабухов репертуар покруче любого караоке. Вот я и подумал, а что, если и мне… на халяву-то? – Он просительно посмотрел на друзей. – Попа, прости подлеца, ну пробило меня нынче на лирику.

Никита с Алексеем понимающе перемигнулись. Алексей поднял стопку:

– Ну и вперед! За тебя, золотое хайло Руссии. Не подведешь?

– Да чтоб я сдох! – Илья бухнул себя кулаком в грудь. – Пафнутий сейчас гитару принесет. Ему, кстати, тоже Жеглов по кайфу. Он мне даже напомнил одну песенку… про меня.

Сервисмен словно подслушивал – вмиг нарисовался.

Почти одновременно с Пафнутием возле их столика возникла давешняя барменша со своим транспортным средством. И если Добрынин и Попов, героически стиснув зубы, умудрились проявить сверхчеловеческую усидчивость, то неподготовленный Муромский судорожно привстал и заслонил рукой глаза как от яркого света. Другая рука вслепую набрела на штоф и напрямую потащила его к «золотому хайлу». Содержимое ухнуло в молодецкую глотку, да так, что кадык и не дернулся.

Илья осанисто крякнул, тряхнул башкой и обратился к чаровнице:

– Мадемуазель, будь у меня такие ноги…

– …Я ходил бы на руках, – хором подхватили присутствующие.

– Да вы, да мне, да я… Ну щас точно спою!

Он эротично обнял гитару и с высоко поднятой головой зашагал к лабухам. После недолгого совещания подступил к микрофону; взяв пристрелочный аккорд, объявил:

– Песня Глеба Жеглова из сказочного цикла!

И запел, состроив зверское лицо: «В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах всяка нечисть ходит тучей и в проезжих сеет страх…»