Операция «Шасть!»

На рефрене «Страшно, аж жуть!» в аккомпанемент включилась пронзительно запищавшая флейта. За нею подтянулись и остальные инструменты.

После третьего или четвертого куплета рефрен подхватили благодарные слушатели. А когда наконец песня окончилась, все натурально «взревели как ведмеди», требуя выступления на бис. Исполнитель без жеманства прохрипел следующую жегловскую вещь. Затем, призывно помахав сидящим друзьям, объявил публике:

– Позвольте продолжить, так сказать, with a little help from my friends![5]

Друзья в маленькой помощи не отказали. Совместными усилиями трио окончательно завело зал. Колыхая административным бюстом, на шум выскочила дама из приемной и заняла место в первом ряду.

Напоследок расшалившийся певческий коллектив выдал «Бандьеру россу». С поднятыми кулаками они промаршировали до своего столика, энергично скандируя:

– Но пасаран! Пасаран – но!

Едва приятели успели промочить глотки, как к ним прибежали истосковавшиеся по ловцам звери. Эдипянц во главе с Пубертаткиным. Или наоборот, Пубертаткин с головой в Эдипянце. Оба-два были в том состоянии, когда любые усилия по отчленению одного от другого совершенно напрасны, а членораздельность речи каждого стремится к нулю. Правильнее говоря, к хаосу.

Однако певцы-молодцы, напрягая интуицию и дедукцию, кое-как смогли разобрать суть выступления менеджеров. Суть сводилась к любви. Любви огромной, как слон. Как Эйфелева башня. Любви к живому пению. И, короче, типа это… не собва… собгаво… со-бля-го-ва-лят, во! Не собляговалят ли пацаны посидеть вместе завтра вечером, тля? Попеть, ик!

«Пацаны», освобожденные этим предложением от необходимости пыхтеть с «забиванием стрелы», поползновения менеджеров приняли благосклонно. Завтра так завтра. Главное, чтобы не прямо сейчас. Потому что сейчас пора на боковую.

А завтра что ж… Настанет день после трудной ночи. Будет ли он легким, бог весть.

Сейчас же трудная ночь близилась к логическому завершению. Обычные люди не выдержали бы ее дикого темпа: свалились бы лицом в салат или заснули б на ходу, разомлев от свежего воздуха. Но не обычные герои. Обычные герои доходят домой спать собственными ногами.

На то и герои, что доходяги.

Глава 9 ПО ВСЕЙ ЧЕРЕМУХЕ БУШУЮЩИЕ ВОЛНЫ

Просыпаться Алексей Попов привык под колокольчики старого будильника, меланхолично вызванивающего «Степь да степь кругом». Иногда под гимн, звучащий из радиоприемника. Временами – от ласковых поцелуев какой-нибудь барышни. Но никак не под ритмичный скрип и тяжелые двусмысленные вздохи. Вдобавок мужские. Вдобавок в чужой квартире.

Ан пришлось!

Конечно, квартира была не то чтобы чужая, а друга Муромского. Да и пыхтение было вроде как его же.

Попов протер ясны очи кулаками и соскочил с кушетки. В раскрытое окно вливался свет позднего утра. На подоконнике сидела гладенькая синица и с интересом рассматривала взъерошенного мужика в одном исподнем. Откуда-то, не иначе с кухни, тянуло вкусными запахами.

Чувствуя в себе утренний наплыв сил и готовность к любым подвигам, Леха повернулся к синице анфас и оттянул вниз резинку трусов. Глаза у пичуги стали вдвое больше, чем определено для такой крохи природой. Она возмущенно застрекотала и упорхнула прочь.

Попов гордо крикнул ей вслед:

– Помни, животное, где вершина эволюции!

Бодрый скрип между тем не прекращался. К мерному дыханию добавился некий рык наподобие звериного. Заинтригованный Попов, приведя белье и прическу в относительный порядок, двинулся на звук. Путеводные фонемы привели его к дверям спортивной комнаты. Искренне надеясь, что Муромский упражняется отнюдь не с дамой, а скрип да рык вызваны невинными причинами вроде утренней разминки с гантелями, Попа просунул голову внутрь.

Как он предполагал, так и вышло: Илюха тренировался. Крепко упершись ножищами в пол, боксер лежал на дубовой скамье и с жизнерадостным урчанием жал от груди штангу. На взгляд Попова, абсолютно неподъемную.

– Признавайся, человек и домкрат, единолично справляешься с такой оказией или Фенюшка мало-мало пособляет? – входя, осведомился Леха.

Снаряд с лязгом опустился на рогатые стойки-подпорки. Каждая из них запросто могла бы заменить опору одноколейного железнодорожного моста. На часок-то точно. А то и на сутки.

Илюха без слов поиграл страшенными мышцами, как бы приглашая удостовериться, что имеющему подобную красоту счастливцу помощники в силовом тренинге только мешают. Зато Фенюшка молчать не стала.

– Вот еще! – фыркнула бестелесная девица. – Не женское это дело, тяжести ворочать, телесную твердость развивать. Бока правильной девушки либо бабенки должны быть приятными для ласковых мужских рук. А вовсе не пригодными для забивания свай, как некоторые считают.

– Верно говоришь! – обрадовались друзья. – Золотые слова! А нельзя ли твои бока как-нибудь проверить на предмет приятной мягкости?

– Обойдетесь, проверяльщики, – с заметной грустью отшутилась Феня.

Может, и не отказалась бы она от мужского ухаживания, да вот беда, боков у бедняжки не было.