Шли, однако, недолго. Тропа вывела на сравнительно сухую полянку, окруженную с трех сторон корявыми черемухами да калинами. С четвертой стороны к полянке примыкала бескрайняя водная гладь, украшенная там и сям нашлепками болотной растительности. На полянке обнаружился снегоход «Буран». Из кустов виднелся бок конных саней-розвальней с широкими полозьями. Поодаль под брезентовым навесом возвышался разборный столик со скамейкой, на столике отдыхал переносной телевизор, а рядом громоздилась прочая походная утварь. Тут же стоял дизель-генератор и спала прикованная к генератору кудлатая псина размером с добрую свиноматку. Людей видно не было.
На появление незнакомых людей зверюга отреагировала в высшей степени прохладно. Приоткрыла один глаз, тягостно вздохнула, дернула шкурой и вновь задремала. Друзья решили пока что не тревожить сон собачки. Кто знает, как она отреагирует на попытку освободить ее от рабских пут? Вдруг тяпнет, не разобравшись, что к чему. А пасть-то у нее вон какая!
Возле самого бережка в воде теснилась внушительная гроздь проволочных садков, наполненных лягушками.
Между садками плавали кверху спинами два тела. Голые, потемневшие от воды, слегка уже раздутые. Вроде мужские.
– Опаньки, утопленнички! – неприятно поразился Леха. – Никак, ребята, офигенно конкурентное это занятие, жабий бизнес.
– Где, брат, большие деньги, там и преступления, – менторски сказал Илья. Не то чтобы захотелось ему поучить друзей жизни, которую они знали не хуже. Просто растерялся мужик, вот и понес банальщину. Но опомнился и нерешительно хмыкнул: – Никит, ты по части жмуриков мастак. В морге небось закалился. Не в службу, а в дружбу… Вытащить бы их надо, что ли?
Добрынин сказал: «Какой разговор!» – живо выломал в кустах длинную и толстую сухую суковину. Найденным возле садков куском проволоки приладил к ней санитарный багор и полез в воду. Подцепил ближайшего мертвяка за шею и рывками поволок к берегу.
Мертвяк, однако, чего-то заартачился. Он задергался, будто живой, и как пропеллер катера на воздушной подушке забил руками и ногами, поднимая тучу брызг. Добрынин тотчас бросил инструмент спасения, опрометью вылетел из воды. Да так шустро, словно соседство с буйным утопленником его ни капельки не соблазняло.
– …Твою в рымбу тридцать три раза через клотик смолеными концами! – проорал ему вослед вызволенный из пучины голыш и погрозил кулаком. – Сукин ты сын! Живого человека крюком за горло! – И вновь в адрес Никиты полетела пространная непечатная тирада с преобладанием военно-морских эпитетов.
Леха начал судорожно хлопать себя по карманам в поисках заветного блокнотика, где вел словарь славнейшей человеческой брани. Блокнотик, увы, отсутствовал.
– Э, дядя, остынь! – прикрикнул на расходившегося плавунца Муромский.
Поскольку тот униматься не думал, Илья швырнул в него выдранным тут же куском дерна. Дерн угодил «живому трупу» прямехонько в пасть, заставив на время заткнуться.
– Вот так, – сказал Илья, с нежностью глядя, как тот отплевывается и отфыркивается. – А сейчас перейдем к обоюдно полезному диалогу.
– Ты уж прости меня, земляк, – виновато сказал Никита. – Кто ж мог предположить, что ты не захлебнулся, а вовсе даже наоборот? Кстати, а приятель твой тоже в ажуре?
– В полном, – сердито ответил бывший утопленник.
– Да как же так?.. – выдохнули друзья. – Книзу ж мордой!
– Зато кверху какой. Видали? – Голыш ткнул перепончатой пятерней в шею под ухом. На шее виднелись какие-то полосы наподобие щелей. – Жабры, ясно?
– Ихтиандры! – первым отреагировал Попов. – Человеки-амфибии!
– Люди-акулы, – поправил его Добрынин, припомнивший некоторые уроки, полученные в боевой молодости.
– А ты откуда знаешь? – уже почти без раздражения спросил первый ихтиандр, тормоша приятеля. – Тоже небось отставной, военная косточка? Какой флот приписки, товарищ?
– Сухопутный я. Из дальневосточных погранцов. – Про журналистскую и комиссарскую деятельность Никита решил на всякий случай не распространяться. – Старший лейтенант запаса Добрынин. Можно попросту Никита. Это Илья и Алексей.