Днем снова ходили на зенитную батарею: там был установлен дальномер. Глядели в него на немецкий берег по очереди. Хорошо просматривалась стерльнинская дамба. Длинной голой грядой она уходила от вражеского берега в глубь залива, чуть наискось справа налево, закрывая катера. В том месте, где она сливалась с берегом, стоял двухэтажный дом дачного типа с большим балконом над входом. В доме, очевидно, жили команды с катеров или находилась береговая охрана. Людей трудно было разглядеть, но на балконе что-то двигалось. Решили - часовой. Оторвавшись от дальномера, я повернулся к зенитному орудию и вздрогнул: на лафете стоял удивительно знакомый прибор. Это был один из тех угломеров, которые я вместе с другими слесарями собирал перед войной на московском заводе. Дрожали руки, когда я брал инструмент. В какой-то миг возникли в памяти новые Заводские корпуса, просторный и светлый универсальный цех, десятки знакомых лиц. Вот по пролету идет располневший невозмутимый мастер Светлов с заготовками штанг под мышкой. Вот стоит у верстака пожилой широколицый слесарь Петровский. Чуть левее - Карл Юрьевич Керро. Он чем-то болен, щеки у него ввалились, но не унывает. Напротив от него маленький, сухонький и необыкновенно подвижный Лучкин. Его назначили к нам в бригадиры, но он наотрез отказался: «Место мое здесь, за верстаком». Работал Лучкин исключительно точно. Нас, мальчишек сопливых, только что выпущенных из ФЗУ, так отчитывал за оплошности, что всегда делалось стыдно. И все-таки мы ершились против него - не твое, мол, дело, что тебе, больше всех надо…
Многое тогда не было понятно…
Я вертел в руках прибор и видел все его дефекты. На обоих основаниях глубокие царапины, явно заводские. В них может попасть грязь и тогда основание ляжет на лафет с перекосом, при наводке орудия угломер не даст точных показаний. А ведь, пользуясь им, зенитчики ночью будут стрелять по берегу, чтобы прикрыть наш отход.
Самым сложным в любой операции было высадиться в строго назначенном месте вражеского берега. Как ни старайтесь в совершенстве владеть компасом, все равно вы не попадете в темноте туда, куда наметили. Или волна, или ветер, или погрешности рулевого обязательно отклонят вас с курса. А это означало сплошь и рядом, что люди высаживались прямо против вражеских огневых точек и гибли.
На этот раз Батя пошел на большой риск. Еще засветло решено было отправить на дамбу Ананьева на нашей боевой шлюпочке из аэростатной ткани. Семь километров- часа три ходу. Так и рассчитали, что к дамбе он подойдет, когда стемнеет.
Сама по себе задача у Севки была несложной: высадиться на мысу и с наступлением темноты подавать карманным фонарем световые сигналы в сторону залива, которые должны служить для нас ориентиром. Но шел Ананьев на явную смерть. Немцы могли легко его обнаружить и расстрелять. Могли они пустить его на берег и там расправиться.
…На крутой гранит дамбы накатывались тяжелые волны. Были они серыми и непроницаемыми, как и небо в тот осенний пасмурный день. Низко над волнами, пронзительно крича, метались чайки. Ананьев держался стойко. Он лишь слегка побледнел и прощался как-то слишком поспешно, как всегда улыбаясь, только без прежней беззаботности.
Часа полтора мы наблюдали, как трепали его серебристую шлюпочку волны, потом она скрылась из глаз.
Собрались в землянке. Командир поставил перед каждым задачу. Группы мичмана Никитина и Василия Трапезова, каждая в составе четырех человек, должны взорвать катера. Третья группа - Ивана Фролова - блокировать дом на дамбе. Четвертая группа, в которую входили Николай Мухин, Саша Синчаков и я,- держать немцев, если они попытаются помочь своим с берега. Держать до тех пор, пока не будет закончена операция и шлюпки не отойдут от берега. Самим нам отходить вплавь. Преодолеть семь километров в водолазном костюме не так-то уж сложно. Дамба будет давать красные ракеты, а на рассвете выйдет нам навстречу катер.
Долго не наступала эта ночь. Уже заволокло туманом вражеский берег, и горизонт, как бы сужаясь, переместился на середину залива. Разлетелись чайки. А видимость на воде не уменьшалась. Стоило пригнуться, и хорошо можно было рассмотреть на волнах даже маленький предмет.
Однообразные сизые валы набегали издалека. Подул южный ветер, бег их усилился, на гребнях заиграли белые завитки бурунов. У подножья дамбы появилась пена, в ней что-то чавкало, надувалось и лопало. Брызнул, а потом разошелся дождь. Все перемешалось. Стремительно опустилась темнота.
Обе наши шлюпки буксировал катер. Где-то неподалеку от вражеского берега он нас оставил, и мы налегли на весла. Продолжал сыпать дождь, и темнота стояла вокруг кромешная. Шлюпки то подбрасывало, то опускало, иногда так сильно, что холодило под ложечкой.
Никаких сигналов с берега не поступало. Можно было подумать, что мы сбились с курса и идем не к берегу, а углубляемся в залив, в сторону Кронштадта. За рулем головной шлюпки сидел лейтенант Кириллов - командир операции. Он отвечал за правильность курса.