Старший пограничного наряда Посевкин пребывал с утра в самом хорошем расположении духа. Рассеянно глядя на мрачные скалы, громоздящиеся вокруг по побережью, на подтаявшие, практически исчезнувшие шапки снега и льда, сплошь покрывающие груды старого плавника, на россыпи огромных валунов, кажущаяся разнообразность которых только в глазах наивного новобранца приобретала таинственные очертания. У человека, впервые попавшего в эти места, могли возникнуть самые неожиданные ассоциации — от застывшей фигуры снежного человека до огромной тени пиратского фрегата, неизвестно какими ветрами занесённого из южных, богатых добычей широт в этот затерянный северный уголок нашей планеты. Посевкин давно знал здесь каждый валун, каждый изгиб рельефа, к тому же впереди рыскал его верный пёс Хасан. Эта огромная пограничная овчарка чепрачного окраса с чёрными подпалинами на боках и умными глазами обладала просто невероятным даже для розыскной собаки чутьём. Хасан неутомимо носился между завалами плавника, периодически заходил в воду по самое брюхо и, фыркнув для порядка, мчался дальше. В общем, окружающий ландшафт, как всегда, не вселял оптимизма. Но… Сегодня утром, наконец, пришло письмо от Маши. От радости Посевкин готов был петь, плясать и вообще… Писем от неё не было почти три месяца. А сержант не без оснований считал, что где-где, а уж в такой далёкой и родной Москве всегда найдётся какой-нибудь «хлыщ», готовый приударить, да с ещё особым шиком, за молоденькой и симпатичной студенточкой физкультурного института, к тому же мастером спорта международного класса по фигурному катанию. Сейчас, шагая привычным маршрутом, сержант не мог без умиления вспоминать точёную фигурку своей невесты. Но мысль о том, что теперь, в его отсутствие, эту легко парящую надо льдом хрупкую девочку в коротенькой юбочке при любом элементе, как у них там это называется, обязательной программы, держали сильные руки другого мужчины, сводила его с ума. Представляя, как её партнёр — Эдик, кажется, — касается в танце, пусть ненароком, самых интимных мест его невесты, сержант буквально сатанел. А тут ещё Машка по неизвестной причине перестала писать. Но сегодня всё, наконец, встало на свои места. Оказывается, Маша на тренировке получила серьёзную травму и только две недели назад выписалась из больницы. В письме она писала, что любит его, как и прежде, и с нетерпением ждёт встречи. Очень сильно переживает из-за того, что врачи говорят, будто к серьёзным тренировкам она сможет вернуться не раньше, чем закончится реабилитационный период. Так что, по самым оптимистичным прогнозам, ещё год о её выступлениях на льду не может быть и речи.
— Самое большее через четыре месяца я буду уже дома, — думал Посевкин, — и сделаю всё, чтобы она оставила этот сводивший меня с ума спорт. Поженимся, а там уговорю её перейти из парного в одиночное катание. Всё-таки, что ни говори, а тренер прав — Машка подаёт в фигурном катании большие надежды.
Внезапно сержант уловил еле слышный собачий рык и, мгновенно отбросив посторонние мысли, окинул внимательным взглядом местность. Овчарка Хасан стояла метрах в пятнадцати от среза воды и, прижав уши, глухо рычала, внимательно глядя на завал из валунов. Посевкин привычным движением сбросил автомат с плеча и, показав напарнику направление обхода, осторожно двинулся вперёд. Бесшумно пройдя по плотному слою плавника, он увидел край надувного плота защитного цвета с узкой оранжевой полосой. Здесь, в тылах пограничной заставы, в устье Лены, появление подобного плавсредства могло расцениваться только как чрезвычайное происшествие. Посевкин осторожно приблизился к плоту, заглянул внутрь и оторопел…
Тикси, сентябрь 1999
Если кто думает, что море Лаптевых сродни Средиземному или хотя бы Чёрному, тот ошибается и очень сильно. И то и другое моря значительно теплее, причём в любое время года. Уж в этом вопросе, я думаю, со мной согласится абсолютное большинство. Всех остальных упрямцев, имеющих диаметрально противоположное мнение, приглашаю, не откладывая в долгий ящик, посетить этот далёкий уголок нашей необъятной Родины. И самим насладиться путешествием не из зимы в лето, как принято под Новый год у наших соотечественников, толпами осаждающих чартерные рейсы в жаркие страны, а совсем наоборот — из знойного московского лета вдруг перенестись в этот суровый край вечной мерзлоты. Ощущение, должна я вам сказать, не из приятных, а для меня ещё и из разряда неожиданных. Только в силу крайней служебной необходимости мне пришлось совершить это изнурительное для моего молодого девичьего организма путешествие. Ещё находясь в воздухе и с тоской глядя на бесконечную тундру, медленно проплывающую под крылом самолёта, я в мельчайших подробностях вспоминала наш разговор с генералом две недели назад: