Операция «Смоленский капкан», или Пропавший обоз НКВД

«…Главное Управление, генералу Тарасову. Прошу операцию в Эстонии (район Ристна) свернуть. Срочно выяснить возможность немедленного направления в район порта Тикси быстроходного научного гидрографического судна, оснащённого барокамерой, современными гидролокаторами, дальномерами и эхолотами, подробными картами глубин акватории моря Лаптевых. Необходимо наличие на судне легководолазного снаряжения. Прошу также при оперативной необходимости согласовать с береговой охраной ФСБ выделение для проведения операции двух современных быстроходных морских катеров, полностью укомплектованных командами, подготовленными к глубоководным погружениям. Также сообщите, какими данными о нахождении немецких субмарин в этом районе в период ВОВ располагает Военно-морской архив. В первую очередь необходимы точные координаты мест, где когда-либо в период ВОВ фиксировалось обнаружение немецких подлодок и самолётов. Ростова».

Омулев прочитал мою телефонограмму в Москву и покачал головой:

— У тебя что, действительно есть такие полномочия?

— Капитан, ты даже не догадываешься, какие мне даны полномочия. Если нужно будет, я тут всё переверну, так что скажи дежурному, пусть срочно отправляет, — сказала я, усмехнувшись.

Решение попросить у генерала столь массированную поддержку, пришло мне в голову сразу, как только Омулев с помощью двух пограничников выволок из самого дальнего угла гаража большой алюминиевый предмет, представляющий собой усечённую в верхней части сферу, на которой отлично сохранился рисунок — круг с расходившимися в разные стороны ломаными линиями — рунами. Вне всяких сомнений, это было изображение чёрного солнца! Внимательно присмотревшись, я обнаружила и едва заметную на слегка позеленевшей поверхности буя маркировку — U-3547! Каким образом аварийный буй с разыскиваемой нами в Балтийском море подводной лодки оказался в буквальном смысле слова на другом конце земли, было совершенно непонятно. Но, очевидно, было другое: сам по себе, морем, этот буй никак не мог приплыть в море Лаптевых. А это значило, что мы на верном пути и искомая субмарина где-то рядом.

«…Главное Управление пограничных войск. Ст. оперуполномоченному майору Ростовой. Научно-исследовательское судно «Академик Виноградов», находящееся в настоящий момент в районе порта Диксон, выдвигается в ваше полное распоряжение. С береговой охраной ФСБ вопрос решён. Взаимодействовать в случае необходимости будете с капитан-лейтенантом Лисовским. Дополнительно сегодня в 15.00 из Москвы в ваше распоряжение вылетела команда опытных водолазов-аквалангистов с полным комплектом необходимого снаряжения. Старший группы — подполковник Егор Волочий. Встречайте…»

Прочитав телефонограмму, я подняла её над головой и, взвизгнув, закружилась по дежурке в темпе вальса, чем повергла в полное изумление всех находившихся рядом. Потом поцеловала полученное сообщение и, схватив, ничего непонимающего капитана Омулева за руку, буквально затащила его в канцелярию и захлопнула за собой дверь. Толкнув начальника заставы на стул, который жалобно скрипнул, но, по счастью, не развалился, я, больше не в силах сдерживать эмоции, завопила:

— Егор вернулся!

…Накинув на плечи тяжёлый полушубок, я задолго до прибытия вертолёта, на котором должен был прилететь Егор, уже торчала на вертолётной площадке. Уворачиваясь от порывов шквального ветра, я бродила среди мелких валунов и пыталась сосредоточиться. Но ничего не получалось. В голову лезли, помимо моей воли, разные воспоминания. Вот мы с Егором сидим в ресторане в Керчи, оплывшие свечи бросают причудливые тени на стены, играет рубиновым светом вино в бокалах… Память услужливо возвращала меня то на бандитскую яхту, мерно покачивающуюся на волнах, где я стояла не в силах сдержать слёзы, сжимая в руках пулемёт, то снова видела спокойную гладь Чёрного моря, как мне казалось тогда, навсегда поглотившую моего Егора, то большую холодную луну на тёмном южном небе. Снова возвращала мыслями в ту далёкую и прекрасную золотую осень, в милую моему сердцу деревню Острожное, где я неожиданно вновь обрела своего любимого Егора… Интересно, каким он стал? Слишком долго мы не виделись. А, правда, сколько? Кажется, целую вечность. Он улетел в командировку в сентябре 1995-го. Надо же, прошло ровно четыре года! Слёзы опять стали наворачиваться на глаза, когда сквозь завывание ветра сначала неясно, а потом всё явственней послышался рокот вертолётных лопастей. И не было для меня в тот момент на свете звуков прекрасней…

…В ожидании гидрографического судна мы провели с Егором два чудесных дня в уютном коттеджике Омулева. Сам он, благородно уступив нам свою жилплощадь, временно переселился к своему заму по боевой подготовке. Две ночи мы буквально не могли насытиться друг другом, а с рассветом, позавтракав, Егор засыпал, а я сидела рядом, смотрела на его, загорелое почти до черноты сильное тело, гладила его иссушенные палящим солнцем Пакистана мощные руки и, плакала. Плакала от счастья…