Операция «снег»

Я понимал, как мальчишке хотелось съехать! Но он, видимо, очень любил свою мать и был весьма дисциплинированным сыном. Он мучительно сопел, снедаемый тайным желанием нарушить этот запрет и испытать себя на спуске, который казался ему головокружительным цирковым аттракционом. Он горестно вздыхал, с силой втягивая воздух, отчего его ребрышки сильнее обрисовывались над трусиками, а после… Он начинал спускаться следом за молодой женщиной, придерживая свой велосипедик одной рукой за раму.

Мелкие камешки, подымая сухую белую пыль, струйками сыпались из-под его основательно раздолбанных кроссовок.

Меня, откровенно говоря, удивило, что в море он резвился свободно, как дельфиненок, без излишнего присмотра со стороны своей мамы.

— А ты прилично плаваешь… — сказал я ему, когда мы оба отдыхали у дальнего ограничительного буя.

— Мама разрешила заниматься плаванием, — доверительно сообщил он. — В бассейне…

— Хорошо, что не фигурным катанием… — мрачно буркнул я. Мальчишка хохотнул, отпустил руки и на мгновение скрылся под водой.

— Было дело? — догадался я.

— Она пыталась… Я устроил сидячую забастовку! — засиял мальчишка. Он начинал мне нравиться больше и больше.

— У тебя что, нет отца? — осторожно спросил я. Он отвел в сторону глаза и сразу повзрослел.

— Они с мамой разошлись… — тусклым голосом прошептал мальчик.

— Слушай… У меня есть идея! Давай сегодня после обеда, так… часов в пять… совершенно случайно… встретимся на тропе. С велосипедом. Я тебя подстрахую… Понимаешь? Совершенно случайно…

— Случайно? — он посмотрел на меня с лукавым любопытство и в его глазах загорелись бесовские озорные огоньки. — Ну конечно же, только случайно!

— Ну, давай! — сказал я, когда мы встретились в назначенное время. Только сначала, для первого раза, не слишком разгоняйся. Притормаживай пяткой и старайся не прямой ногой, сгибай ее в колене. Понял?

Я встал на тропе в единственном по-настоящему опасном месте, где над тропой нависал скальный выступ, чтобы перехватить мальчишку в случае чего. Махнул ему рукой — и он ринулся вниз.

Первый спуск, как того и следовало ожидать, оказался неудачным. В крутом вираже мальчишка не удержался и с разгона вломился в заросли ежевики. То, что он сначала с перепугу принял за кровь, пропахав на спине некоторое расстояние в кустарнике, оказалось просто спелым ягодным соком…

— Ничего… В море отмоешь… — Утешил я его, помогая выбраться на тропу, и полувопросительно добавил: — Давай снова?

Он кивнул, поцарапанный нос его отчаянно задрался вверх, — и мы начали карабкаться туда, куда он нацелился — к повторному старту.

На втором спуске велосипед попал в коварный, заполненный гравием желобчатый выем, колеса буксанули — и мальчишка довольно грамотно вылетел из седла через голову. Замазав слюнями ссадины на локтях и к лене, он снова упрямо полез вверх.

При новом лихом спуске — с ветерком, с воплем — «Орленок», словно вздыбленный всадником мустанг, затормозил на узкой полоске галечного пляжа…

Славный мальчишка был немножко, самую малость, напуган, но горд и счастлив неописуемо.

Мы отмыли в море, как могли, наши боевые шрамы, выстирали запыленную одежду и долго болтали, лежа на нагретых солнцем плоских к мешках.

Домой по тропе, которая уже не казалась такой крутой и опасной, мы подымались вместе. Одной рукой я придерживал на плече заслуженного «Орленка», а другой — обнимал узкие, но крепкие и горячие плечики. А потом мальчишка улыбнулся и взял меня за руку своей твердой ладошкой. И мы пошли дальше, держась за руки.

МАЛЬЧИК В МОРЕ

Для местных мальчишек море было не курортной экзотикой, а повседневным бытом. В распахнутые окна их школы круглый год врывалось влажное дыхание прибоя и неукротимый рев зимних штормов. С последнего школьного звонка и до первого сентября они не носили рубашек, а их ноги не знали тяжелого плена ботинок. По черноте и прочности их пятки могли соперничать с автомобильными покрышками…

Правда, они не чурались работы, если в том назревала существенная необходимость, — помогали матерям окуривать табак или обрабатывать и убирать виноград, а иногда приторговывали на местном базарчике плодами садов и огородов, — но все-таки их домом (чуть не сказал — родиной!) было море. Пока не все море, а тот его благословенный, не тронутый курортной цивилизацией уголок между замызганным общим пляжем с одной стороны и чинной благопристойностью международного детского пионерлагеря с другой стороны. Они проводили на берегу и в воде все свое время, разве что спали не на волнах, а уходили под крышу. Откровенно говоря, я ничуть не удивился бы, если у них — по великому закону естественного отбора — вдруг прорезались бы жабры, а руки покрылись бы серебристой скумбриевой чешуей…