Операция «Снегопад»

— Ну, в некотором смысле все люди — боги. Игорь покивал с отстраненным видом.

— Вы не Айеке, — поставил он меня в известность, — скажем так, вы его частица. Вы верите в силу неба, а значит, Айеке — ваш бог.

— Но я не верю ни в какого Айеке, — возразил я. — Или я тебя неправильно понял?

— Вы верите, — сказал парнишка очень серьезно. — Нет людей без веры. Они могут ничего —не знать о своей вере, но это ничего не значит. Всё равно все их желания, чувства, поступки опираются на эту веру. Ваша вера — небо. И где бы вы ни были, что бы вы ни делали, эта вера сопровождает вас и управляет вами.

— Хорошо, — кивнул я. — Допустим, моя вера — небо. Но если ты так здорово разбираешься в этих делах, может быть, ты скажешь, почему боги, в которых мы веруем, столь жестоки к нам, людям?

Признаться, этим вопросом я рассчитывал загнать Игоря в тупик. Ну в самом деле, откуда четырнадцатилетнему подростку знать ответ на вопрос, которым на протяжении пары тысяч лет задаются мудрейшие из мудрейших, философы и теологи. Но парнишка не смутился:

— А кто вам сказал, что те боги, в которых вы веруете, существуют на самом деле? Я поперхнулся:

— А кто тебе сказал, что Айеке существует на самом деле?

— Дед сказал. Он видел Айеке своими глазами, а значит, Айеке существует на самом деле. Я всплеснул руками:

— Не понимаю!

— Боги, которых вы обвиняете в своих бедах, выдуманы людьми. Люди вообще склонны обвинять в своих бедах кого угодно, только не себя — вот и придумывают жестоких богов. Русским лучше — они на распутье, а потому ближе к истинным богам.

Я ошалел.

— На каком распутье?..

— А вы этого не видите? Всё, что происходит сейчас — это распутье. Общей веры нет, есть много маленьких вер — тех, что создаются душой, а не помутненным от страха разумом. У русских есть выбор. А это всегда хорошо, когда есть выбор…

— Ну, мальчик, быть тебе академиком, — подытожил я.

На этом наша беседа завершилась. Минул еще один день, и в поселок снова прибыл вертолет.

— Как успехи? — полюбопытствовали вертолетчики.

Я пожаловался на горькую судьбу, которая разлучила меня с экспедицией.

— Хоть у Черникова побывал? — спросил командир экипажа.

— Откуда вы знаете?..

Вертолетчики зашлись от смеха.

— Да у него все уже побывали. Пользуется популярностью, что твоя Шарон Стоун. Потому и не просыхает — «горючим» всегда снабдят.

— А что, Черников тебе подарка не сделал? — поинтересовался командир экипажа.

— Какого подарка? — удивился я. Командир с понимающей улыбкой подмигнул:

— Не хочешь показывать? Ну-ну. Мы-то знаем, что он всем подарки дарит, и каждый со смыслом, потому не все и показывают.

Я пожал плечами. И только по прибытии на базу, разбирая рюкзак, обнаружил, что вертолетчик был прав: Черников никого не отпускает без подарка — сделал он подарок и мне. В одном из карманов рюкзака лежал маленький бумажный сверток. Внутри свертка я нашел рукотворную поделку. Это была вырезанная из кости мамонта, грубая, но вполне узнаваемая модель истребителя «МиГ-23»…

* * *

— Вот так, Руслан, — закончил свое повествование Громов. — В этом суть нашей веры. Она незаметна только потому, что состоит из великого множества маленьких вер, у каждого — своя; эти веры часто вступают в противоречие, и со стороны мы, наверное, кажемся безалаберным народом с беспорядочным мировоззрением и противоречивыми убеждениями. Возможно, это язычество, но более достойное человека, чем слепая вера в единого для всех Бога, приказывающего убивать.

Лариса вздохнула восхищенно:

— Как хорошо вы рассказываете, Константин Кириллович.

— Да, забавная теория, — согласился Гена. — Многое объясняющая.

— Бред, — высказался Рашидов; говорил он медленно, с некоторым трудом. — Фантазии чокнутого патриота, — но было видно, что и его рассказ Громова задел за живое.

— Что ж, — Громов пожал плечами. — Это твое мнение.

— Вера, вера, — забормотал Рашидов. — Да, трепать языком по поводу веры вы мастера. А вот на деле…

— А что «на деле»?

— Способен ты делом свою веру отстоять? В честном поединке?

— Не понял, — протянул Громов, хотя уже начал понимать.

— Я вызываю тебя на поединок! — заявил Рашидов, сверкая глазами. — Я хочу испытать твою веру. Поединок. Моя вера против твоей.

— Задело, значит?

— Молчи и слушай. Нам нужны два ножа. Хороших ножа. Длинных и остро заточенных. Когда этот мальчишка их подготовит, я выберу нож себе, а ты возьмешь оставшийся. Готов ты к такому? Или твоя вера не допускает поединков равных по силе противников? Только на «биче» с полной боевой против «духов» с огнестрельными пукалками?

— Почему же? — медленно произнес Громов. — Очень даже допускает. Я принимаю твой вызов.

— Да вы все с ума посходили! — крикнула Лариса.

— Будьте благоразумны, девушка, — сказал Рашидов, осклабившись. — Кто-нибудь из нас двоих выживет, в ином случае умрут многие…

— Гена, — обратился Громов к будущему синоптику, — ты слышал, о чем просил Руслан? Нам нужно два ножа — с крепкими рукоятками, одинаковой длины и остро заточенных. Сделаешь?

Гена потрясенно кивнул. Такого оборота событий он совсем не ожидал, а потому глаза у него были совершенно круглые.

— В таком случае делай.