— Не ври мне! — раздраженно перебил его Ройтер. — Третьи сутки она лежит без сознания в реанимации! К тому же у нее сломана нижняя челюсть!..
Пильц с изумлением уставился на своего бывшего коллегу.
— В реанимации?! Ты серьезно?..
Старший следователь сказал, что он передал это сообщение новому коллеге, как только узнал, что женщине были нанесены телесные повреждения, опасные для жизни.
— Самое страшное я, разумеется, отвел. Я показал Пиллендрееру фотографии места происшествия и сказал, что впредь не следует опасаться никакого насилия. Но как только я заикнулся о том, что он должен выступить в суде в качестве свидетеля, он сразу же забрал свое заявление обратно.
— Ну, вот видишь! — с облегчением вздохнул Пильц.
— Что — вот видишь?! — вспылил Ройтер. — Этот вопрос остается открытым. Кто же все-таки так бесчеловечно избил женщину?
— Мы этого не делали, черт возьми!
— Ну ладно, как только ее можно будет допрашивать, мы это узнаем у нее. Однако это ничего не меняет в отношении вас. Ведь мы должны будем просить пострадавшую, чтобы она описала, как выглядели люди, которые ворвались в фотоателье. По ее описанию будет составлено два портрета, и вас рано или поздно разоблачат. Или вы замаскировались под кого-нибудь?..
— Зачем же она будет давать показания о нас? Она будет говорить о том, кто так жестоко избил ее! Ведь ей надо, чтобы его наказали!
— Резонно! — согласился Ройтер. — А ты и правда сжег все вещественные доказательства?..
Пильц кивнул.
— Дело дрянь! — проговорил Ройтер и, тяжело вздохнув, встал. — Кое-какие документы могли бы нам помочь…
Из реанимации Инну перевели в одноместную палату. Она уже пришла в сознание, кровяное давление стабилизировалось. Инна повернулась на кровати и, посмотрев на себя в зеркало, висевшее над умывальником, ужаснулась. Ее охватил приступ злобы на Крампена. Как она ненавидела его! И это он какое-то время ей правился!.. Но как давно это было!
Все началось с ее фотографии для обложки одного женского журнала. Специально для этого Крампен купил ей красивое платье и импозантную шляпку. На той фотографии она выглядела как красавица, сошедшая со старой картины. Так началась ее карьера фотомодельерши, и она, разумеется, сразу же бросила работу продавщицы в универмаге.
Крампен говорил, что весь ее капитал заключается в ее безупречной фигуре. Она позировала ему в модных купальниках и халатиках и скоро стала находить себя на страницах многих каталогов. Постепенно она попала в зависимость от Крампена, даже стала жить у него. Изредка он говорил ей что-то неопределенное о женитьбе. О том, что он ее не любит, Инна поняла только тогда, когда Крампен начал торговать ее фотографиями, на которых она была запечатлена в костюме Евы.
Однако Инне нравился такой образ жизни; Берт превращал ночи в дни, утверждая, что сам он «филин». Ей нравилось просыпаться днем, когда заблагорассудится и уж, разумеется, не от звонка будильника: с детских лет она всегда с большим трудом просыпалась и вставала по утрам из постели. Времена, когда Крампен жил в долг, сменялись периодами, когда она, образно выражаясь, купалась в деньгах.
С помощью торговли порнографическими открытками Берт пытался разбогатеть; но Инне тогда было уже все равно, лишь бы деньги текли в дом.
Однако до больших денег дело так и не дошло. Рынок сбыта контролировала твердая рука. У Крампена оставалась одна возможность: за бесценок сбывать свою продукцию мелким лавочникам. И тогда Инне пришла в голову мысль выжимать деньги из солидных, старых господ. Крампен ухватился за эту идею, и новый гешафт начался.
О том, сколь опасно такое занятие, они узнали тогда, когда в Крампена стреляли; с тех пор он всегда носил при себе пистолет…
В этот момент в палату вошла старшая сестра и сказала, что в клинику все время названивает следователь из полиции, который хотел бы взять у нее показания. Он готов сделать это даже сегодняшней ночью, поскольку времени и так много потеряно.
— Почему? — с трудом спросила Инна.
— Трое суток вы не приходили в сознание, дитя мое! Но теперь кризис уже миновал. Пустить следователя?
— Да, — прошептала Инна.
И сестра тут же впустила в палату старшего следователя по уголовным делам.
— Я понимаю, что вам очень трудно говорить, — начал следователь, — поэтому я буду задавать вам вопросы таким образом, что вам достаточно будет кивнуть головой в знак согласия или же покачать ею в знак отрицания. Было ли это проявлением чьей-то мести?
Инна покачала головой.
— А может, мстили вашему шефу, господину Крампену?
Она пожала плечами, из чего Ройтер сделал вывод, что она, как соучастница, намерена покрывать своего шефа.
— Ворвавшиеся в фотоателье плохо с вами обошлись?
— Они меня просто избили, — прошептала Инна.
— Это побои не от гангстеров?
Она покачала головой. И тут Ройтер узнал о том, что она заспорила с Крампеном о денежном вознаграждении и он так бесчеловечно избил ее. Ройтер понял, что Крампен не собирался давать ей денег, а она решила припугнуть его.
— О какой же сумме шла речь? — спросил Ройтер.
— Пятьдесят тысяч, — тихо проговорила она.