Операция «Трест». Шпионский маршрут Москва – Берлин – Париж

«Сначала мы говорили с Федоровым вдвоем. Он получил письма из-за границы и возмущался эмигрантскими распрями. Затем разговор соскользнул на генерала Врангеля, к которому Федоров относился с большим уважением, но сокрушался, что барон Врангель под разными предлогами отказывается иметь с “Трестом” дело. И тут я принял деликатное поручение: если, даст Бог, я благополучно вернусь в эмиграцию, попытаюсь изменить точку зрения генерала Врангеля на “Трест” в благоприятную сторону. Должен сказать, что я с величайшим удовольствием и даже, можно сказать, с энтузиазмом принял его поручение».

Встретился Шульгин и с резидентами генерала Кутепова. Его свидетельство является одним из важнейших в этой истории во многом потому, что оно было написано не под диктовку сотрудников иностранного отдела ГПУ:

«Мне приходилось вести откровенные беседы с Марией Владиславовной. Однажды она мне сказала: “Я старею. Чувствую, что это мои последние силы. В “Трест” я вложила все свои силы, если это оборвется, я жить не буду”».

Чекистам удалось использовать приезд Шульгина в советскую Россию с максимальной пользой. Дзержинский посоветовал Якушеву намекнуть дорогому гостю, что было бы неплохо тому, вернувшись в Югославию, написать книгу о своей поездке. Разумеется, бывший депутат Государственной думы с восторгом согласился. Уже потом он будет пересылать в Москву написанные части, которые будут с особым вниманием читать на Лубянке. В некоторые фрагменты даже вносились поправки. В результате Шульгин создал гимн советской России, попутно доказав всем успешность «Треста». Ему охотно верили. Резидент боевой организации Кутепова в Варшаве Сергей Войцеховский писал позднее:

«Бывшего члена Государственной Думы Василия Витальевича Шульгина я знал с весны 1918 года. Внешне он не изменился, но в повадке появилось новое – осторожная, мягкая поступь; взвешенная речь; быстрый взгляд исподлобья. Я приписал это тревожному напряжению, естественному в каждом, кто готовился к переходу советской границы. После возвращения из России он побывал у меня и показался мне возбужденным поездкой и ее благополучным исходом. Организованность МОЦР и налаженность ее действий произвели на него глубокое впечатление.

Никаких подозрений рассказ Шульгина об его впечатлениях и встречах в России во мне тогда не вызвал. Более того, меня взволновало прикосновение к Отечеству глазами человека, который тогда казался твердым и непримиримым противником большевиков».

А вот своего сына Шульгин так и не нашел. Были сведения, что тот находится в Виннице в больнице для душевнобольных. Шульгин рассчитывал выехать туда, но это не входило в планы чекистов. Максимум, что удалось сделать: отправить туда человека с запиской. На этом поиски и закончились.

* * *