Операция «Трест». Шпионский маршрут Москва – Берлин – Париж

«Если бы русские люди не сражались против большевиков, если бы не было Степного и Ледяного походов, если бы не было похода на Петроград, если бы не защищалась Сибирь, если бы не восстали Дон, Терек, Кубань, если бы в Крыму, после Новороссийска, не было снова поднято русское знамя, – мы, русские, были бы вынуждены признать, что у нас, русских, нет чести и что Родина действительно не более как предрассудок. И если честь спасена, и если идея Родины – идея России – не умерла до сих пор, то этим мы обязаны безвестным героям, положившим жизнь свою у Пскова, у Омска, у Новочеркасска, под Орлом, под Казанью, на Перекопе – во всей земле русской. Этим мы обязаны Корнилову, Алексееву, Колчаку, Деникину, Врангелю. Вечная слава им. Идею Родины они сберегли, святого духа не угасили. Но ни один из них не смог восстановить поверженной в прах России, ни даже Врангель, ни даже Корнилов. Чем объяснить их тяжкие неудачи?

У Колчака – воровство, интриганство, непонимание души народной. У Деникина – воровство, интриганство, непонимание души народной. У Врангеля – воровство, интриганство, непонимание души народной. Некий отяготевший над ними закон.

Честнейшие люди окружены ворами. Бескорыстнейшие вожди – честолюбцами. Демократы – держимордами николаевского режима.

Что оставалось делать нам, видевшим эти язвы, предчувствовавшим неизбежное поражение? Умыть руки, как это сделали многие “патриоты”? Или признать русский, пусть колеблемый ветром, пусть изорванный, пусть даже испачканный, и все-таки наш, родной, когда-то гордый и славный флаг? Признать – помочь. Признать – предостеречь. Признать – служить ему безответно. Что касается меня, я признавал и горжусь этим.

Потеряв армию, можно бороться – можно создать новую армию. Потеряв территорию, можно бороться – можно завоевать утраченное пространство. Но потеряв и территорию, и армию, надо признать свое поражение, и если бороться, то иными путями, вдумавшись в смысл поражения и устранив причину его.

Недостаточно написать демократическую программу, необходимо уметь воплотить ее в жизнь. Деникин – за Учредительное собрание, но штабы, тылы, “Осваги” Деникина – за “Его Императорское Величество”. То же Колчак. То же Врангель. Скажите крестьянину, что от коммуны его освободят кадетствующие помещики, – и он не поверит вам. Скажите красноармейцу, что от коммуны его освободят старорежимные генералы, – и он не поверит вам. Представьте себе, что вы русский крестьянин. Красные мобилизуют вас, реквизируют хлеб и скот, расстреливают за дезертирство. Белые тоже мобилизуют вас, реквизируют хлеб и скот, расстреливают за дезертирство. Фамилии красных ненавистные и чужие: Ленин, Троцкий, Подвойский. Фамилии белых ненавистные и чужие: Кривошеий, Глинка, Климович. Красные говорят: мы за народ, за крестьян. Белые говорят: мы за народ, за крестьян. За красными недоговоренно скрывается «Ве-че-ка», за белыми недоговоренно скрывается царь. Что бы вы делали в этом, поистине безвыходном, положении?

Крестьяне ненавидели и тех и других и, ненавидя, кланялись и тем и другим. Приветствовали красных, приветствовали и белых. Чтобы крестьянин дрался за совесть, не щадя живота своего, надо, чтобы белое дело стало делом не помещиков, не министров, не самозарождающихся и дорого стоящих “Всероссийских” правительств, а его крестьянским, хозяйским делом. Но тогда долой не только воров, интриганов и держиморд, но и “Осваги”, и тылы, и “Как стоишь, сукин сын?!”, и епископа Вениамина и прочее, и прочее, и прочее – все наследство старозаветного строя. Ни Колчак, ни Деникин, ни Врангель не смогли или не захотели сделать эту необходимую хирургическую операцию. Кто сумеет сделать ее, кто сумеет борьбу против большевиков из борьбы за старозаветные пережитки сделать борьбой за новую, свободную, крестьянскую Россию, тот победит большевиков. И для победы этой не нужно иностранных солдат и миллиардов франков. Нужна только пламенная любовь к родному народу и вера в русского мужика».