Операция «Цитадель»

Это были особые встречи, особые часы, проведенные с мужчиной, с которым она согласна была провести всю оставшуюся жизнь. Правда, Скорцени не мог догадываться, что, чем дольше они с Фройнштаг были знакомы, тем воспоминания эти все больше отдалялись от греховных утех и все больше тяготели к воспоминаниям об их беседах.

Независимо от того, завершалась ли очередная встреча каким-либо конкретным заданием, или же обычным, до обидного сдержанным, прощанием Скорцени, – она всегда вспоминала потом, что и как именно он говорил, как отзывался, как наставлял ее и как отшучивался. Фройнштаг теперь понимала тех молодых диверсантов, которые тянулись к «человеку со шрамами», старались быть похожими на него и пытались подражать во всем: от поведения во время операции, до рокотания его гортанного баса и клокочущего смеха. То же самое стало происходить и с ней. Если раньше она предавалась лишь сугубо женским сексуальным бредням, то теперь все чаще прибегала к воспоминаниям диверсанта, влюбленного в своего учителя.

Именно так все и выглядело в эти минуты. И хотя с момента их любовных утех в Мюнхене прошло уже немало времени (в Будапешт они прибыли ранним утром и предаться библейскому греху еще не успели), Фройнштаг по-прежнему жила ими. Вот и сейчас она, сцену за сценой, прокручивала весь свой последний постельный спектакль до малейших подробностей: что он сказал, как возмутился, и как она безбожно зарывалась, пытаясь погасить на его нервах свою собственную ревность и неуверенность.

Фройнштаг немного смущало то, что приходилось вторгаться в любовную связь другой женщины. Еще не будучи знакомой с Юлишей, она уже чувствовала к ней какое-то расположение, возможно, вызванное обычной женской солидарностью. Фройнштаг не знала, как будет складывать знакомство с первой леди «первого наци» Венгрии. Но сам тот факт, что ей придется шпионить за секс-баронессой, уже вызывал у Лилии внутренний протест.

«В конце концов, все мы по жизни своей «секс-баронессы, – покаянно напомнила себе Фройнштаг. – Только одни превращают это в хорошо оплачиваемое ремесло, а другие довольствуются неблагодарной славой любительниц. К какой фаланге принадлежишь лично ты, – реши сама. Но учти: возможно, когда-нибудь и к тебе тоже подошлют некую девицу, которая обязана будет выяснить, что из себя представляет „эта любовница Скорцени”».

Лилия поежилась и приподняла ворот плаща. Холодное слякотное предвечерье настаивалось на густом, пронизывающем до костей дунайском тумане.

Машину, сворачивающую к отелю, Лилия заметила в минуты, когда теплый салон ее уже способен был показаться райским убежищем.

– Прошу прощения, фрау Вольф, – выскочил из него Гольвег. – Пять минут, на которые мы опоздали, вам придется списать на бестолковых будапештских полицейских, которые считают, что с наступлением сумерек всякая автомобильная жизнь на вверенных им улицах должна прекращаться.

– Если я опоздаю на встречу, вам то же самое оправдание придется повторить в присутствии Скорцени, – предупредила Лилия, садясь рядом с водителем. – Он будет «рад» довольствоваться столь вескими доводами.

– Надеюсь, до этого дело не дойдет. У нас первоклассный водитель.

– Этот? – кивнула Фройнштаг в сторону худощавого парня, почему-то судорожно вцепившегося в руль, словно боялся, что его вышвырнут из машины.

– Вот именно. – Фройнштаг готова была поклясться, что имеет дело с очередным недоучкой из гитлерюгенда, однако, предвидя ее реакцию, Гольвег тотчас же поспешил заверить: – Это лучший из имеющихся в распоряжении господина Хёттля.

– Кто он, откуда взялся? – спросила она с такой небрежностью, будто водитель при их разговоре не присутствовал.

– Из местного отделения службы СД. Унтерштурмфюрер Шторренн.

– Как легко достаются сейчас в СД офицерские чины!

Шторрен никак не отреагировал на ее слова, и такое его поведение слегка удивило Фройнштаг. Тем временем за него вступился Гольвег.

– Свой офицерский чин господин Шторренн получил на фронте. На Восточном фронте, – уточнил он.

– А еще точнее: за Восточным фронтом, в тылу русских, – наконец-то прорезался голос у самого Шторренна.

Однако вышибить Фройнштаг из седла было уже не так-то просто.

– В таком случае, вот что, унтерштурмфюрер Шторренн, – процедила она сквозь зубы, явно подражая при этом Скорцени. – Если какому-то местному идиоту-полицейскому вздумается морочить вам голову, пристрелите его и спокойно езжайте дальше.

– Это приказ? – своим тоненьким, почти мальчишеским голоском поинтересовался Шторренн.

– Нет, считайте это моей нежнейшей просьбой.

Не произнеся больше ни звука, Шторренн поправил кобуру пистолета и расстегнул ее.

«На редкость сообразительный попался, – признала Фройнштаг. – Возможно, даже храбрый, хотелось бы верить. Если, конечно, он столь же решительно станет вести себя и в присутствии полицейского».

– Так вы, наверное, неплохо владеете русским? – спросила Лилия, вспомнив о его рейдах в тыл врага.

– Намного лучше, нежели многие из русских, – ответил Шторренн, не поворачивая головы. – Некоторых это даже смущало.

– Из прибалтийских германцев, следует полагать?