Операция «Вирус»

«Послезавтра мы уйдем, — думал № 819 360. — Хватит. Натерпелись. Только бы прорваться в горы, к партизанам… Жаль, не выйдет прихватить с собою этого дятла, Андрюху. Там мы бы с ним поговорили… Но добровольно он не пойдет, а силой не поволочешь, хай поднимет…»

Тонкая, почти бесплотная рука коснулась плеча заключенного. Он поднял голову, до рези в глазах всматриваясь в расплывчатое пятно незнакомого лица.

— Кто тут?!

— Тихо, — проговорил незнакомец. — Я номер 634 120. Меня зовут…

Но 819360-й уже узнал его. Это был Стефан Златков, болгарин, бывший студент-физик. От голода и непосильной работы он слегка повредился рассудком. В подпольном комитете знали, что на свободе студент помогал партизанам, изготавливал мины-ловушки. Немало фашистов покалечилось на них, прежде чем во время очередной облавы Златкова схватили. Хороший парень, правильный. Досадно, что не выдержал…

— А, это ты, Шизик, — проговорил № 819360 сквозь зевоту. — Чего тебе? Жратвы у меня нет.

— По правде сказать, я не Шизик, — ответил ночной гость. — У меня только его внешность.

— Знаешь, хефтлинг, — сказал заключенный, — неохота мне хавать эту туфту. Вали отсюда…

— Внимательно выслушайте меня, Савел Петрович, — сказал «Шизик». — Времени мало, а дело весьма важное!

— Какой еще Савел Петрович… — отозвался 819360-й. — Ты меня с кем-то путаешь, доходяга…

— Неважно, — сказал «Шизик». — Я хочу помочь вам бежать.

— А перо в бочину не хочешь?! — прошипел заключенный.

— Бросьте, товарищ Репнин, — сказал «Шизик». — Сейчас маска уголовника вам не нужна. Тем более что ваше настоящее имя и звание знает осведомитель Пересмешник. Это очень опытный осведомитель. Его специально переводят из лагеря в лагерь, чтобы разоблачать таких, как вы, Савел Петрович.

— Андрюха, сука… — процедил сквозь зубы Репнин. — Завалю…

— Увы, Савел Петрович, — проговорил ночной гость. — Ни вам, ни кому-либо еще это не удастся. Пересмешник благополучно переживет войну. У него будет семья, дети. Его сын станет большим человеком у себя в стране.

— В какой еще стране? — насторожился Репнин. — В СССР?

— Нет, не в СССР, — ответил «Шизик». — Но это сейчас неважно. Перейдем к делу. И прошу меня больше не перебивать. Завтра, когда вас поведут в каменоломню, у одного из конвоиров случится приступ. Боль будет очень резкой. И вы, Савел Петрович, сумеете вырвать у него автомат…

Высокий, худой, с желтым лицом язвенника конвоир Ганс выпучил глаза, обхватил руками живот и присел на корточки. Это был тот самый момент, о котором толковал явившийся во сне хефтлинг. Саул отпихнул бредущего впереди гуцула, подскочил к Гансу, рванул «шмайссер». Солдат попытался удержать оружие, но Саул пнул его в лицо.

— Хальт! — проорал другой конвоир и в следующее мгновение тоже согнулся пополам: от выпущенной заключенным очереди.

Ряды конвоируемых смешались. Надо было пользоваться суматохой, пока остальные охранники не опомнились и не положили мечущихся хефтлингов мордами в дорожную грязь. Саул наклонился и быстро обыскал стонущего Ганса. Запасные обоймы. Нож. Паек. Фляга. Солдат что-то цедил сквозь зубы, но сопротивляться не смел.

— Зденек, Ванька, Шимун, Жан! — выкрикнул Саул. — За мной!

Он первым кинулся в придорожный лес, зная, что остальные последуют за ним. Ветки хлестали по лицу, обрушивая ливень росы. Это было счастьем. Впереди — свобода. Настоящая борьба, а не осторожное, с непрестанной оглядкой, сопротивление лагерному режиму. Корни подворачивались под ноги. Саул ушиб большой палец, выглядывающий из дырявого говнодава. Но эта боль тоже казалась счастьем. Крики и редкие выстрелы, доносившиеся со стороны шоссе, стихли. И теперь окрестные леса наводнены беглыми заключенными. Хотя большинство осталось, а те, кто рискнул, вскоре будут пойманы. Или — убиты. Выдохшись, Саул остановился, прислонился к березовому стволу, перевести дух и дождаться своих. Через несколько минут они появились. С разных сторон. Трое.

— Где Зденек?! — спросил Саул. — Отстал?

Француз Жан покачал головой.

— Убили. Краузе притворился дохлым, а когда Зденек наклонился — обыскать, бош полоснул его по горлу…

Жан показал эсэсовский кортик, которым штурм-фюрер Генрих Краузе весьма гордился.

— Ясно, — проговорил Саул. — Ладно, уходим к перевалу. Там переночуем. Утром попытаемся пробраться к партизанам…

Но до перевала они не дошли. Через десяток километров беглецы вновь вышли на то же самое шоссе, широкой дугой огибающее лесной массив. И сразу услышали треск моторов. На этом участке шоссе хорошо просматривалось. Впереди и сзади блестящего черным лаком «Опель-Капитана» катило два мотоциклета с охраной. Конечно, следовало бы переждать, пока фрицы отъедут подальше, а потом пересечь шоссе. Но вражеской крови, пролитой несколько часов назад, оказалось слишком мало, чтобы утолить многодневную жажду мести. Саул не успел остановить Жана, и тот выскочил прямо на дорогу, в упор расстреливая солдат на переднем мотоцикле. Немедленно ударил пулемет со второго мотоцикла. Жана отбросило к обочине.