Операция "Волчье сердце" (СИ)

— Вы были дружны? — поинтересовался он с умеренной долей сочувствия.

— Были, — задумчиво согласилась госпожа Вардстон. — У нас были разные интересы, но тем не менее, отношения между нами были неплохие. Это редкость для людей с такими разными взглядами на жизнь, как у нас…

— Какой она была? — спросил Вольфгер, ненавязчиво ведя свою собеседницу по залу так, чтобы держать в поле зрения Алемана.

— Нетерпимой, — не задумываясь ответила та. — Требовательной. Она всю жизнь провела во власти, руководила не из-за спины мужчины, а занимая солидную должность, с которой ее не могли сковырнуть до тех пор, пока она сама не приняла решение уйти на покой — а желающие были, и немало! Но и тогда она сумела посадить на свое место того, кого сама желала — а это было непросто, возможно, даже сложнее, чем самой в нем усидеть. И это сказалось на ее характере не самым лучшим образом… Я достаточно требовательна к обслуживающему персоналу, капитан. Но Аморелия легко дала бы мне сто очков вперед. И совершенно не считалась с мнением специалистов, которых сама нанимала — им надлежало подгонять свои рекомендации под ее требования, а не ей согласовывать свои действия с советами специалистов.

Она на миг выпустила племянницу из поля зрения, повела взглядом по залу и обратилась к капитану.

— Давайте пройдем туда. Они с Эдорой часто общались…

— Аморелия? Да дура она была, — хладнокровно приговорила Эдора Шантей, вовлеченная в разговор супругой градоправителя. — И да простят меня боги — о покойных либо хорошо, либо ничего — но я отлично понимаю, почему Роберт отказался вести её. Когда пациент вызывает целителя дважды за ночь по три раза в неделю, но при этом игнорирует любые рекомендации, кроме разве что приема лекарств... Как целитель вам говорю — это худшая из всех возможных разновидностей пациентов!

Вольфгер усмехнулся. Ему как-то не встречалось людей, которые посмели бы игнорировать рекомендации Эдоры Шантей. Возможно, и с подругой она бы справилась, но на ее несчастье, отказалась от активной целительской практики за несколько лет до того.

— С Тоби ей очень повезло, — продолжила госпожа Шантей. — Он безмерно терпелив, и мало того, что весьма неплохой целитель, но и готов сносить капризы пациенток. Он очень добрый, мягкий человек. Когда умерла его пациентка, у которой никого не было, он взял на себя организацию ее похорон… А почему вы об этом заговорили?

— Видишь ли, — иронично поделилась госпожа Вардстон. — Я собиралась допросить капитана, но так вышло, что он допросил меня...

Капитан заверил собеседниц, что и в мыслях не держал допрашивать таких очаровательных дам и постарался направить градоправительницу в сторону Алемана — благо, та и сама решила, что пора забрать племянницу под свое крыло… Помимо отца Селии Тиррей, в той же компании обнаружился ее дядюшка-градоправитель, Николас Корвин и глава гильдии корабелов. Пройдоха чувствовал себя меж ними, как рыба в воде.

— Здесь нет, — сообщил Алеман, когда они удалились от компании государственных мужей. Вольфгер с трудом сдержал ругательство.

И что теперь делать? Добывать список приглашенных и выяснять, кого Алеману успели показать, а кого нет? Таскать преступника по городу, разыскивая всех, кого сегодня не увидели?

Для начала — найти Эву и попросить потаскать «родственничка» по залу, потому что к ней стянутся все, кто от капитана шарахается. Если неизвестный не проявится — просить Валлоу. Есть помещения, в которые Эву не допустят — там собираются исключительно мужские компании из сливок общества. Он как раз те самые сливки, пусть потрудится.

Оглядевшись, Лейт двинулся в направлении самого большого скопления разряженных хлыщей, на ходу инструктируя Алемана:

— Значит так, сейчас мы ищем госпожу Алмию, и дальше вас сопровождает она. Если так никого и не опознаешь — будем думать по обстоятельствам.

— Не стоит, — странным тоном отозвался тот. — Вижу.

Лейт поднял голову в направлении его взгляда.

Почему-то мельком отметил бледное лицо Дианы Корвин с абсолютно больными глазами, стоявшей у колонны в компании своей надзирательницы.

Эва, в центре шумного круга обожателей, улыбающаяся искренне и тепло. Джуниор Валлоу, со снисходительной улыбкой жестикулирующий бокалом и вещающий что-то на публику. И Кевин Ревенбрандт, на которого смотрел Алеман.

Вольфгеру очень хотелось, скрипнув зубами, гаркнуть — «Я так и знал!». Но знать он, к сожалению, никак не мог, а подлую натуру и дурные предчувствия к делу не пришьешь.

Тут же пришло облегчение — операция закончена, преступник опознан и будет арестован, вопросов к нему у капитана имелось множество — и в свете подделки драгоценных камней Вольфгер с огромным интересом повторно расспросит Кевина Ревенбрандта и о том, как все же скончалась его любимая тетушка и куда с ее шеи исчез ценный артефакт. Но это — чуть позже. Возможно, даже завтра. Ревенбрандт теперь уже никуда не убежит, а капитан не был дураком и не собирался брать на себя такую ответственность, как арест представителя старой знати посреди ежегодного бала.