Поэтому артефакты я любила. Вот только в создании их была не сильна. Зато любила, чтобы с ними правильно обращались, относились бережно и с уважением и всяческими другими способами соблюдали условия хранения и эксплуатации. Так что, можно сказать, на своем рабочем месте я нашла себя. Моя работа как раз и заключалась в том, чтобы контролировать — соблюдают ли владельцы артефактов условия хранения и использования. Ну, и законы. Хотя законы меня интересовали в меньшей степени.
Вторым пунктом в моей личной системе ценностей шли коллеги-артефакторы. Как правило, это оказывались интересные, адекватные люди, умные и приятные. Все остальные разумные существа в этом перечне стояли ниже. Ниже утреннего кофе с корицей и гвоздикой, ниже осеннего беспокойного моря, грызущего камни у побережья Лидия, и ниже ночных дежурств.
Гораздо ниже.
Поэтому соседи при выборе квартиры имели очень важное значение. И хоть девушка, продававшая жилье, сама жила даже не в Лидии, а недвижимость получила по наследству от скончавшейся матушки, она смогла заверить меня, что в этом плане мне несказанно повезло. Этажом ниже, по ее словам, обитал какой-то молчун, который и дома практически не появлялся. За месяц, потраченный на утрясание всяческих дел, она его видела всего раз, поздоровалась, получила ответное «здрасте» и даже не слышала шагов, когда он поднимался по лестнице. А на первом обитала старушка божий одуванчик, одинокая, самодостаточная и без кошек. Насчет кошек, правда, бабуля сетовала — мол и хотела бы завести, да без толку, не приживаются, сбегают!
Кошки мне все равно не нравились, а вот соседы-молчуны, которых не видно и не слышно, наоборот — полностью устраивали.
Я торопливо приняла душ, отыскала прилично выглядевший, а не будто пожеванный костюм, по привычке заглянула в холодильник и философски рассудила, что голодание полезно для фигуры. И с легким сердцем и пустым желудком отправилась на работу.
Управление по контролю магических проявлений встретило меня суетой и беготней, высокими мраморными колоннами и бдительно наблюдающими за всем свысока портретами лучших сотрудников.
Проходя мимо своего, я каждый раз испытывала весьма противоречивую гамму чувств.
У девицы на портрете было такое выражение лица, словно она только что проглотила огромный кол и, несмотря на перенесенные неудобства, этим достижением была чрезвычайно горда и теперь имела право смотреть на окружающих, как на грязь. Следует признать, что она все равно была хороша. Светлые волосы сияли в короткой стрижке волосок к волоску, обрамляя правильный овал лица, ровный породистый нос и губы рисунка не имели изъянов, царственная осанка и поворот головы были безупречны. Все портило только выражение лица.
Нет, определенно мой портрет, висящий в холле управления среди портретов прочих сотрудников, мне не нравился.
У меня такого выражения не бывало никогда. Я очень тщательно за этим следила. И если бы я знала, чем обернется для меня вся ситуация, то ни за что не рекомендовала бы для контракта с управлением этого художника, а по совместительству друга детства!
Увидев портрет впервые, я попыталась вызвать приятеля на разговор:
— Нико, она безнадежная стерва!
— Ты стерва.
— Да, но я надежная!
— Эва, если ты хочешь, чтобы я переписал портрет — плати. Ты знаешь мои расценки. А если ты хочешь, чтобы я тебе польстил — припиши к цене нолик, — проникновенно выдал он, пряча улыбку в углах губ.
Я облила его взглядом, полным презрения, и больше мы к теме портрета не возвращались. А самое обидное, что возможности столь же элегантно и с размахом отомстить мне все никак не представлялось!
Вчерашний артефакт ждал меня на рабочем столе. И не успела я сесть, как в кабинет просунулась огненно-рыжая голова Гидеона Равада, бестолкового начальника всея управления. Нет, на самом деле управленцем он был гениальным, и мы все его нежно любили. А бестолковым он считался только потому, что какой толковый начальник мог вот так сунуть голову в дверь подчиненного и, не заходя, почти шепотом поинтересоваться:
— Эва! Правда?
— Если вы про то, что я назвала начальника отдела по борьбе с магическими злоупотреблениями толстым удавом, то врут, — невозмутимо отозвалась я. — Я употребила термин «гад ползучий», а остальное додумали уже его собственные подчиненные. Так что пусть лучше размышляет о том, какую диету выбрать, и не пудрит мне мозги по поводу месячных очередей на эликсирные экспертизы.
Гидеон тяжко вздохнул и зашел, прикрыв за собой дверь.
— Это я, конечно, учту, но вообще меня больше интересовала твоя вчерашняя находка. Амулет подчинения? Правда?
— Да. На крови.
Глава управления вздохнул еще тяжелее и протяжнее.
— Эва, а Эва, давай ты с ним сама разберешься, а? У меня сейчас бюрократических проблем — во! — он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу. — Мне нарушения Конвенции по праву на свободу воли вот совершенно не надо. А ты умеешь — тихонько, эффективненько и чтобы мы все в белом, а виноваты вот те, и те, и те, а не мы с нашим очередным фиаско взять под контроль контрабандные артефакты.