Широченная спина в моей ванной, и «кыш, женщина!», и взметнувшиеся злость и возмущение, которыми можно прикрыть от самой себя колкие мурашки, пробежавшие по позвоночнику.
Бег под дождем. Рука в руке.
Раздражение — мужлан неотесанный, невежа, никакого почтения и трепета по отношению к мастеру, женщине и представительнице древнейшей семьи города! Никакого восхищения во взгляде…
Я прикрыла глаза и сделала глоток.
Обжигающий напиток горячей дорожкой прокатился по пищеводу, оставляя во рту ни с чем не сравнимый вкус, а когда я, выныривая из обрывочных воспоминаний и странных размышлений, открыла глаза, передо мной стоял Вольфгер Лейт собственной персоной.
Сонный, осунувшийся и замотанный в простыню, как статуя Старого бога.
— Здравствуйте, мастер, — и голос хриплый, как с похмелья. Да его и слегка ведет, кажется. Потому что я очень четко слышала сейчас всегда беззвучные шаги.
— Садитесь, — я кивнула на стул напротив и поднялась за второй чашкой.
Вервольф мотнул головой и поморщился, вскинул руку, ощупывая рану.
— Спасибо, мастер, но я пойду к себе. Мы с вами потом поговорим, если вы не возражаете.
— Возражаю, — бросила я. — В таком виде вы из моей квартиры не выйдете.
Лейт глянул вниз, пошевелил пальцами босых ног и неожиданно ухмыльнулся.
— Вы что, опасаетесь соседки снизу? Да бедная старушка едва-едва преодолевает две ступеньки, она на вашем этаже появится только духом, отлетая в мир иной.
— Вы. В таком виде. Из моей квартиры. Не выйдете, — отчеканила я.
Что бы там себе ни думал многоуважаемый капитан, а у людей и прочих разумных есть просто феноменальная способность оказываться в ненужном месте в ненужное время. Посыльный, случайный прохожий, соседи из дома напротив, которым соль понадобилась вот прямо сию минуту. Ну не-ет...
— Где ваш запасной ключ? Я принесу вам одежду.
— За плинтусом, справа от двери. Он отходит… — Вольфгер неожиданно все же опустился на предложенное сиденье и посмотрел на меня снизу вверх. — Сядьте, мастер, допейте свой кофе.
Я повернулась к шкафчику, достала все же чашку и, щедро плеснув туда черного ароматного напитка, сунула вервольфу под нос.
— Вы есть хотите?
— Хочу, — бесхитростно признался вервольф и снова кривовато усмехнулся. — Зверски.
И пока я нарезала хлеб и ароматный копченый окорок, купленный вчера вместе с килограммами сырого мяса (и куда мне его девать теперь?!), он поинтересовался участливо:
— Как вы себя чувствуете?
— Я? — вопрос меня почему-то изумил.
Он получил в лоб заклинанием, свалился с лестницы, провел ночь в лихорадке, превратился в гигантского волка и обратно, щеголяет рассеченным черепом и живописными кровоподтеками на груди (да, глазела!) и спрашивает, как я себя чувствую?
Стукнув о стол тарелкой с нарезкой, выставив масло, приборы, я села обратно на свое место и сообщила ответ на заданный вопрос.
— Я на вас зла. Зверски.
Лейт соорудил себе бутерброд и вздохнул.
— Простите, мастер, я действительно невольно поставил вас под угрозу…
— Вы испортили мою дверь! И паркет! — гневно перебила я.
— А… это… — растерянно протянул вервольф и потер лоб. — Кажется, я хотел домой. Что ж, не беспокойтесь, я, конечно же, заменю вам и дверь, и полы.
— На шелковые, — не утерпев, ввинтила я.
— Вы предполагаете и дальше запирать меня у себя в квартире на время спонтанного оборота? — изумился капитан.
— Нет, я просто хочу шелковые полы, — беспечно отозвалась я, поднося к губам чашку.
Но да, теперь интерьер капитанской квартиры обретал для меня куда больший смысл.
Капитан хохотнул и вгрызся в бутерброд, так что осталось непонятно, над чем он смеялся — над шуткой, которая вообще-то была не шуткой (я и правда от шелкового камня не отказалась бы!) или над предположением, что он действительно мне их сделает.
— А вы помните? — По уму, конечно, надо было бы оставить мужика спокойно поесть в тишине, но я искренне полагала, что моя доброта и так перевалила уже все разумные границы, а потому с капитана не убудет ответить на парочку вопросов.
Вервольф проглотил кусок, коротко уточнил, — «Что?» — и снова вцепился зубами в мясо.
— Ну… все.
— Если вы о том, что я делал, будучи волком, то да. Приблизительно, — он поднес ко рту еще один кусок мяса, вздохнул, положил его на тарелку. — Я не могу, находясь в человеческом облике, полностью адаптировать под человеческие рецепторы и понимания всё то, что я делал, ощущал и видел, будучи волком. У меня сейчас и у меня тогда — совершенно разные уровни восприятия. И в волчьей ипостаси я не смотрю на себя со стороны, я — это я. После что-то удается переложить на человеческую память. Что-то — большая часть — остается на уровне невнятных ощущений. Инстинктов, если угодно.
— Но почему тогда говорят, что вервольфы после оборота — это дикие звери? — не утерпела я.
— Потому что это правда, — терпеливо отозвался капитан. — Да, я не тронул вас и, допустим, прохожих на улице, которые ко мне не подходили. Но вы же видели, что я сделал с теми, кто держал нас взаперти? Уверяю вас, как капитан стражи, я не имею привычки разрывать преступников на куски при задержании.