Операция «Возвращение». Том 2

— Эта дрянь тут уже слежаться успела, — сказал Лен, тщетно пытаясь вытащить один из обломков, — Мы три дня возиться будем, если не больше, разбирая этот завал.

— Вот и решение дилеммы, — хмыкнул Рован, — Придется двигаться дальше. Кстати, а голова то прошла.

— Ты прав, — Лен удивленно моргнул и осмотрелся, — И не давит больше.

Он ошибался. Давление ещё оставалось, но стало совсем слабым. Как будто то, что его оказывало, отступило. Спряталось, поняв, что мы можем ему сопротивляться. Что мы не боимся. Что у нас самих есть зубы, которыми мы можем и укусить. Вот и славно. А то сражаться с тем, чего не видишь — занятие не из самых приятных.

— Да игра воображения это была, — покачал головой Рован, — Перенервничали все, когда на ужасы те, что на поверхности насмотрелись. Навыдумывали всякого, мол, под землей ещё хуже оно будет, ну и пересрались со своих же страхов понятное дело. А тут оказались только эти, тараканы. Или трилобиты. Хер их разберешь одним словом, — он махнул рукой в сторону трубы, где отделение хеймдамцев продолжало работу по расчистке дальнейшего пути, — поганая, конечно, мерзость, но неопасная. Выжигается плазмометами на раз.

— Кстати об этом, — прервал дискуссию я, — Нам давно уже пора подорвать заряды, пока твари с поверхности не разобрали завал, — и, переключившись на общую связь, добавил, — Всем бойцам покинуть тоннель.

Приказ был выполнен незамедлительно. Только беломордые чуть задержались — им тяжеловато было подниматься на платформу в костюмах с ног до головы обшитых дополнительными бронепластинами и вторым слоем термоизоляционной ткани. Я поискал глазами на панели управления кнопку подрыва и нажал на спуск.

Ничего не произошло. В голове промелькнула мысль, что связь где-то оборвалась, и теперь нам придется возвращаться и все налаживать заново. Она задержалась там на несколько секунд, а затем стены просторного подземного помещения задрожали. По серому бетону поползли мелкие трещинки. По платформе прокатился глухой, тяжелый рокот. Вслед за ним из тоннеля вырвался столб яркого пламени. Прошел по трубе, облизнув потолок в том месте, где отсутствовала секция, и скрылся в противоположном конце станции. В его свете показалось, что рядом с моими бойцами стоят темные, расплывчатые силуэты защитников станции. Они все ещё держали оборону. Все ещё надеялись спасти людей, от прущих из тоннеля жутких уродов, но подсознательно уже понимали, что обречены. Что помощь не придет и они все до единого останутся тут навсегда, обречёные раз за разом переживать бой, ставший для них последним. И раз за разом проигрывать. А у дальней стены, там, где кости навалены особенно густо, жались друг к другу гражданские. В мешанине теней не получалось угадать кто именно, но подсознание подсказывало — в основном женщины и дети.

Наваждение длилось секунду. Может, даже, долю секунды. А затем в виски ввинтилась яростная, нестерпимая боль. С каждым мгновением она вгрызалась все глубже, дробя кости и разрывая податливую плоть, разливаясь по телу тягучим, обессиливающим ядом и липким комом застревая в горле.

Ноги подогнулись, и я грохнулся на колени. Начал заваливаться вперед, но едва слушавшиеся руки все-таки успели упереться в серый бетон платформы, остановив падение. Рот открывался, словно у рыбы, тщетно пытаясь схватить хотя-бы крохи воздуха. Тщетно. А в голове, в такт ударам крови в виски, пульсировала одна единственная мысль. «Смерть идет».

Она давила. Пригибала к земле, многотонной глыбой наваливаясь сверху и вдавливая в старый, покрытый пылью камень. На бронестекло визора упала темная капля, размазавшись по нему красновато-бурой кляксой. Затем другая. Затем третья.

Вид собственной крови немного отрезвил. Несмотря на практически невыносимый груз, я все ещё стоял. На четвереньках, выронив из рук оружие, но стоял. И сдаваться, сука, не собирался. Не для того был пройден такой путь, не для того было пролито столько крови, чтобы вот так, по-глупому, подохнуть в какой-то всеми забытой дыре под землей. Надо подняться. Надо встать на ноги и дать отпор.

С трудом оторвав руку от пола, я схватился за цевье винтовки. Попытался закинуть её за спину, в крепление. Не попал. Выдохнул, сглотнул вязкую слюну. Попробовал ещё раз. Щелчок. Встала на место. Снова упер руку в пол. Оторвал другую. Пополз. К ближайшей колонне. Нужна опора. Чтобы встать.

Каждое движение получалось с трудом. Отдавалось тяжестью в негнущихся ногах, опасным покалыванием в спине, возле того места, куда был вживлен имплант, разрывающей болью ввинчивалось в виски. На стекло шлема одна за другой падали кровавые капли.

Они уже собрались в небольшую лужицу, когда я наконец дополз до колонны. Возле неё сидел один из бойцов обхватив шлем руками. Он ритмично раскачивался из стороны в сторону и бормотал себе под нос одну единственную фразу. «Смерть идет».

По станции раскатился гул выстрела. Кто-то ещё сопротивляется. Кто-то сражается. Дает отпор рискуя собственной жизнью и защищая всех остальных, беспомощно корчащихся в судорогах на бетонном полу платформы. Надо встать. Надо помочь.