Мы выпили и, Марьяна перешла на смесь русского, украинского и венгерского языков, болтала весело, поглаживая под столом мое колено, и невесомо, кончиками пальцев другой руки, иногда, как бы невзначай, проводила по моей щеке. Танька запустила прохладную ладонь мне под футболку и, я чувствовал острые коготки — когда ей казалось, что я слишком отвлекся — они просто впивались мне в кожу. За соседними столиками заметили эту игру, мужская половина посетителей ободряюще и, немного завистливо, поглядывала в нашу сторону, а женская — презрительно морщила носики. В голове было сумбурно и бесшабашно, хотелось чтобы ситуация вышла из по контроля, я любил Таньку, любил Марьяну, я ни кого так не любил, это уже была не шутка, но я боялся перейти к решительным действиям, сломать красивое и хрупкое, не знал, на что они готовы, не хотелось портить ситуацию конкретными словами и поступками, сердце томилось, искренне и выжидательно замирало, маски, маски, неизвестность, неуверенность, табу, возможность, вероятность, большая вероятность, лучше плыть по течению. И я расслабился, меня посадили в такси, ласкали, привезли в гостиницу, раздели, поливали шампанским, танцевали со мной, я еще не видел таких глаз, черные и голубые, жестокие и бездонные, мое тело затащили в ванну, под душ, отмывали от липкого шампанского, кусали, ведьмы хохотали, стены окрасились отблесками жертвенных огней, все равно — катись все к черту, такого не бывает, ничего не бывает, времени не существует, нет ничего за этими стенами, там нет никого, ни единой души, я начал срывать с них мокрую одежду, телефон звонил, звонил, звонил, звонил из другого мира, настойчиво, словно появилась жизнь вне нашей дикой пляски, Танька, проклиная мобильную связь, достала трубку из мокрого замшевого чехла на груди, муж, она отклонила звонок, но костры погасли, угли подернулись седым пеплом, я — скользкий и пустой — потянулся за полотенцем. Ночь превратилось в серое утро, меня знобило и хотелось пить. Еще двадцать минут бесплодных попыток вернуть волшебство с помощью коньяка и, девчонки разошлись по своим номерам, а я упал на кровать, оглушенный несостоявшимся, бред, какой бред! Один глупый звонок может разрушить древнюю магию, превратить сладкие тяжелые ароматы самок в запах затяжной попойки, я готов был насильно вернуть все в прежнее русло, но не стал бы этого делать — безумия не повторить.
В дверь постучали. «Танька!» — сердце застряло в горле от предчувствия, я возился с ключом в замке, руки не слушались, открывайся же, сука, металлический язычок щелкнул — в коридоре стояла Марьяна, секунда разочарования и, я, схватив ее за руку, втянул в номер.
День до отхода поезда длился бесконечно, томительно, вязкий, я не видел больше Марьяну, она ушла из моего номера, когда уже начались занятия, их группа уехала в двенадцать часов, мы не успели попрощаться, только СМС-ка в телефоне — «смайлик», хитрая рожица показывает язык и текст — «не говори Тане». Сама Танька была бледной и сосредоточенной, ничего не напоминало о вчерашней ночи, кроме усталых и задумчивых глаз.
— Я взял нам билеты в СВ, если ты не против, — мы стояли на перроне в ожидании поезда. Нина Сергеевна и Екатерина Васильевна умчались покупать «Киевские торты» в привокзальных ларьках.
— У меня же есть билет, — Танька вздрогнула и с сомнением на меня посмотрела.
— Выкинь. Нам надо выспаться. А с этими курицами будешь мучаться всю ночь. Заболтают до нервного расстройства.
— Хорошо, — равнодушный чужой голос.
— Если ты хочешь спросить… — начал было я разговор о вчерашней ночи.
— Не надо, — быстро отреагировала Танька и, уже мягче, — не надо.
— Я имел в виду…
— Я тебя прошу, не сейчас.
— Может тебя интересует…
— СЕ-РЕ-ЖА, — она произнесла мое имя по слогам, прямо глядя в глаза и покрываясь румянцем.
— Все, потом… Хорошо. Где наши бабы? Уже посадку объявили!
— Не маленькие, сами справятся. Какой у нас вагон?
— Седьмой… Действительно, я же не пастух, билеты у них на руках, разберутся без нас.
В двухместном купе я почувствовал себя комфортнее, Таня, видимо, тоже. Мы молча смотрели сквозь чистое воздушное стекло на перронную суету — сумки, дети, вцепившиеся в руки своих мамаш, согнутые под тяжестью баулов отцы, скучные провожающие, мечтающие покинуть нервозный мир вокзалов и поездов. Мимо нашего окна пронеслись Нина Сергеевна и Екатерина Васильевна с многочисленными коробками тортов.
— На всю жизнь запасаются? — хмыкнула Танька.
Я улыбнулся и вытащил бутылку «Хеннесси», купленную в магазине рядом с учебным центром.
— Не против?
— Только чуть-чуть…
— Естесссственно. Тут и стаканчики приготовлены. Сервис, ёшкин кот…
— Надо было еды какой-нибудь купить, — Танька обреченно смотрела, как я открываю бутылку.