Операция "Ы"

Только женщинам свойствен неподдающийся грубым мужским рукам способ завязывания на нитках узелков, маленьких и незаметных.

Лидочка подошла к Шурику вплотную и очень есте­ственно скомандовала:

— Ну-ка, повернитесь, я зашью...

Шурик повернулся спиной к Лидочке и немного вы­гнулся, чтобы девушке было удобнее штопать довольно приличную дыру на его штанах. Лидочка попыталась из­ловчиться, как бы лучше и безопаснее для юноши сделать первый верный стежок.

Глядя на Шурика и Лидочку со стороны, вы бы увидали картину весьма комичную: в ней было слишком много пикантного, чтобы ее действующие лица вскорости не сообразили, насколько глупо и даже нелепо они сейчас выглядят: Шурик с отставленным задом, Лидочка — скло­нившаяся над предметом ремонта, с иглой в руке наизготовке.

Шурика словно кипятком обварило, когда он, наконец, сообразил, что же это он себе такое позволяет по отноше­нию к Лидочке. Он вдвойне покраснел и резко запротесто­вал, желая изменить ситуацию:

— Нет-нет! Лучше я сам.

Лидочка поняла, что негоже настаивать, и тем самым вынуждать стыдиться молодого человека. Ведь он у нее в доме впервые. Судя по всему, он вообще впервые в доме у девушки. Ему все ново, ему неловко, он чувствует себя не в своей тарелке, и его лоск бравого парня-героя может, однако, потускнеть. А этого Лидочка допустить не могла. Поэтому она без излишних разговоров отдала иголку с ниткой Шурику: пусть сам справляется, так ему будет спокойнее и удобнее.

— Ну, не буду вам мешать. И вышла из комнаты.

Шурик вздохнул с облегчением.

Неловко выворачиваясь, он принялся штопать свои штаны. Штопать-то он вообще умел. И делал это прилично. Во всяком случае за два года учебы в институте никто не замечал Шурика в разодранных носках или без пуговиц на сорочке...

А такие случаи, как вы сами понимаете, среди мужского населения бывают весьма часто. И потому бытовые страда­ния мужской половины студенческого общежития частень­ко пытались смягчить девушки-однокурсницы.

На ниве этой шефской помощи возникали романы, вспыхивали любови такой крепости и надежности, что молодые люди защиту диплома встречали с обручальными кольцами на руках, а Государственной Комиссии по рас­пределению приходилось дополнительно ломать голову над проблемами трудоустройства студентов-молодоженов.

Головную боль, особенно излишнюю, Государственная Комиссия по распределению не любила, а потому обязала преподавателей военной кафедры озаботиться бытовым неумением студентов-военнообязанных, и часть часов, от­пущенных расписанием на боевую и строевую подготовку, отвести урокам по подшиванию подворотничков, чистке обуви, стирке и штопанию.

Всегда вот так: все, чему недоучили папаша с мамашей дома, вкладывали в голову и руки молодым наши армей­ские зубры.

Мы отвлеклись...

Шурику показалось, что в комнате он остался один. Он даже подумал было, что следовало бы снять с себя штаны, чтобы дело штопания пошло вернее и удобнее.

«А вдруг Лидочка надумает войти? Или еще лучше заявятся ее мамаша с папашей? Хорошее кино получит­ся! — так думал Шурик и штаны снимать передумал, а стал пришивать так, как было — извернувшись, наблюдая за своей работой в зеркало. Пришлось помучиться, но зато приличия были соблюдены.

Лидочка предусмотрительно в комнату не заходила, и Шурик довел свое дело до конца. Отгладив — вниз и в стороны — шов, он счел, что выполнил свою работу клас­сно: с расстояния в полтора-два метра ничего абсолютно не было видно.

Настроение улучшилось. Шурик больше не чувствовал себя неловко. На нем самом все было нормально., да и в квартире Лидочки он уже несколько освоился и пообвык.

Наивный! Ему все время казалось, что он оставался в комнате одинешенек.

Невидимое третье решило, что настал час напомнить о себе, а то, чай, позабудут вовсе и перестанут обращать внимание.

Наваждение — штука тщеславная. Без чьего-либо вни­мания, без своеобразной энергетической подпитки оно тает и растворяется в бытовых деталях.

Нет, Наваждение не могло себе позволить не позабо­титься о своей персоне, о своем влиянии на Шурика и Ли­дочку, в данном случае. И особенно здесь, в этой квартире, где все должно было вскружить молодую голову от отча­янного непонимания того, что познать и понять до конца никогда нельзя и не следует: из здравого смысла оконча­тельно не потерять эту несчастную голову и сохранить себя.

Итак, первым делом Наваждение подвело Шурика к большому обеденному столу, стоявшему в центре комнаты. В данном случае этот стол выполнял функции, которые сегодня в нашей квартире выполняет столик журнальный. На нем лежала аккуратная стопка журналов с иллюстраци­ями: «Огонек», «Работница»... Рядом стояла хрустальная тарелка, в которой лежали пирожные. Пирожные были предусмотрительно укрыты салфеткой ручной вышивки по канве. В центре стола красовался большой керамический кувшин. В кувшине стоял букет цветов. Их аромат...