Операция "Ы"

В движениях Верзилы появилось нечто от целеустрем­ленной охоты дикой кошки, с ее повадками, напряжением фигуры перед решающим броском, когда глаза играют, в горле что-то рокочет, и хочется проглотить и только потом отдышаться.

...Внизу, потряхивая затекшими от тяжести кистями рук, стоял и смотрел в свои очки на Верзилу недавний попутчик!

Этот студент-заморыш из автобуса!

Этот плюгавенький студентишка!

Он встретился здесь, на стройке, в самую подходящую минуту, когда просто жажда превратилась в жажду мще­ния, жажду возмездия!..

Верзила грациозно, как хищник, бросился вниз по ле­стничному пролету, вслед за Павлом Степановичем, стара­ясь не упустить из виду свою цель, свою жертву!

— Наше строительно-монтажное управление построи­ло такое количество жилой площади, которое равно одному такому городу, как Чита, десяти таким городам, как Во­лынск или тридцати двум Крыжополям. Дух захватывает при одной мысли, что...

Дух у Верзилы захватывало от одного только желания немедленно, здесь же, сию минуту взять этого стилягу-малолетку!

«Он должен быть где-то здесь! Он же поднимался сюда!..»

Верзила чуть-чуть свернул влево за какой-то угол и на несколько мгновений потерял из виду свой ориентир.

Он растерянно оглядывался в незнакомой обстановке: вдруг в памяти всплыло:

«Рекогносцировка!..»

Верзила оглядывался по сторонам, пытаясь интуицией, внутренним взором, взором сквозь стены увидеть студента и путь к нему. Верзила шагнул решительно куда-то в сто­рону и снова оказался рука об руку с Павлом Степанови­чем, продолжавшим свою речь:

— ...чем в Америке. Таким образом, и вы сможете внести свою посильную лепту в трудовые свершения нашего родного коллектива, нашего СМУ, что в переводе означает — строительно-монтажное управление...

И вдруг время замедлило, затормозило свой бег.

Внизу, несколькими ступенями ниже Верзилы и прора­ба, стоял и хлопал наивными глазами... студент.

Верзила замер. Он стал похож на гончего пса, настиг­шего заветную дичь, у которой отныне нет и больше не будет пути к спасительному отступлению никогда.

Настал час расплаты...

Верзила машинально переспросил прораба:

— Какое-какое управление?

— Строительно-монтажное...

Верзила резко повернулся спиной и к прорабу, и к сту­денту, стоявшему на солнце и не знавшему своей ужасной участи. Потом враз как-то осипшим голосом сказал:

— Я готов...

Павел Степанович решил про себя, что его слово, про­никновенное, идущее от души, возымело свое действие и по-детски обрадовался:

— Спасибо.

Он крепко пожал руку вновь вливающемуся:

— Ну-с, так... И позвал:

— Шурик!

Студент-первогодок политехнического института, под­рабатывающий на стройке, мудро ведомой Павлом Степа­новичем через декады и кварталы, уже не однажды обра­щался к тому с просьбой дать напарника. И сейчас был тот самый случай, когда сразу можно было решить две пробле­мы: трудоустроить под надзором сознательного и непьюще­го студента (хотя, кто знает?) исправляемого и заткнуть на время брешь, образовавшуюся в отсутствие напарника у студента, задача которого была в подаче бетонного раство­ра каменщикам и штукатурам, нещадно расходующим этот раствор в невообразимых и ненормальных количествах.

— Да, Пал Степаныч? — Шурик, отирая пот со лба, подошел к прорабу.

— Ну, Саня, вот тебе напарник! — Павел Степанович показал на новенького, стоящего к ним спиной.

«Стесняется... Ничего, пооботрется!» — объяснил для себя позу Верзилы Павел Степанович. Шурик искренне обрадовался.

— Наконец, Пал Степаныч! Спасибо...

«Спасибо будешь говорить своим маме и папе в послед­нем слове!»,— подумалось Верзиле. Он медленно повер­нулся и тяжелым взглядом посмотрел сверху вниз на Шу­рика. Тот, приглядевшись, все в одночасье вспомнил, узнал и растерялся.

От неожиданности он оступился и, неловко провиснув, уселся в пустую бочку из-под цемента. Очки съехали на переносицу. Стало почему-то очень жарко, душно.

Снова переплелись их пути-дорожки, только теперь не было сочувствующих, сознательных граждан из того злопо­лучного автобуса. Теперь они станут выяснять вопросы этики и морали наедине друг с другом. И очень долгое время.

Так пессимистически думал Шурик.

Словно смакуя ситуацию, а быть может, и с иной какой-либо целью, Верзила взял в руки короткий железный ломик. Вдруг ломик в легким поскрипыванием в руках у Верзилы стал сгибаться сначала в легкую дугу, затем превратился почти в подкову, потом — в ажурную петель­ку, весившую примерно килограммов пять-шесть...

Сила, буйная мощь бежала игривой волной по крутым мышцам Верзилы.

Отбросив ставший теперь уже ни на что непригодный ломик-петельку, Верзила, дружелюбно улыбаясь, снял со стопки радиаторов-обогревателей верхнюю «гармошечку». Сначала с небольшим вздохом «растянул» ее, как тульскую гармонь-двухрядку, и с мощным выдохом собрал ее «меха» на место.

Шурик обалдело, ничего не понимая, но обо всем нехо­рошем наперед догадываясь, раскрыв рот, смотрел на цир­ковые трюки Верзилы.