Операция «Ы» и другие приключения Вицина, Никулина и Моргунова

— Что-нибудь еще есть? — вежливо спросила Екатерина Михайловна.

— Есть, — говорю, — Чехов, «Купальня», но это еще хуже.

Тут в первый раз все рассмеялись.

Спас меня Блок. Я очень люблю его стихотворение «В ресторане»: «Никогда не забуду. Он был или не был, этот вечер.». Блок всех заинтересовал. На глазах у меня появились слезы.

— О чем это? — спросил кто-то из жюри.

— О любви прекрасной, — стыдясь высоких слов, сказал я.

И это стихотворение Блока спасло меня, примирило и с моим пиджаком, и с моей курносой физиономией, и с недостатком культуры. Потом, говорят, развернулось целое собрание, стали просить Екатерину Михайловну Шереметьеву, она сказала, что я, мол, очень серый, неотесанный, но ее стали снова просить: «Мы поможем», и меня приняли в студию. Я пошел в Главное управление учебных заведений, и меня официально перевели из одного учебного заведения в другое, хотя этот перевод был очень сложен. Началась учеба, я пропадал в студии с 8 утра до часу ночи. Я был увлечен учебой, делал какие-то успехи, особенно в этюдах, что-то придумывал, ломал голову. Я мечтал стать артистом.»

Закончив студию в 1948 году, Е. Леонов был зачислен в труппу Московского драматического театра имени Станиславского, главным режиссером которого был Владимир Федорович Дудин. По его словам: «Но, надо быть честным, и на сцене я начинал с массовок, долго щекотал пятки старших товарищей.

И было счастьем, когда мне доверили выносить самовар в «Трех сестрах» в сорок восьмом году в театре Станиславского — изображал денщика».

Такие роли было принято называть «Кушать подано», был еще колхозник в исполнении Евгения Павловича в «Тиши лесов» и много-много других проходных и мелких ролей. Получал он за это смехотворную зарплату в 31 рубль, из-за чего его мать расстраивалась, плакала и с грустью в голосе задавала риторический вопрос: «Как же ты на такие деньги жить-то будешь?».

Евгений Весник, с которым Евгений начинал работать в одном театре, вспоминал эти дни: «1949. Гастроли театра им. Станиславского в Ленинграде. Лето. Белые ночи. Гостиница «Астория». Мальчишник. Играем в домино. Леонов проиграл и прикорнул на диване. (Дирекция театра давала буквально голодавшим артистам немного подработать: грузить и разгружать декорации, «шуметь» во время спектаклей: «изображать» ветер, голоса птиц, взрывы, звон разбитой посуды, цокот копыт… Ддя этого за кулисами стояла специальная аппаратура. Платили нам за эти имитации горячо желанные 5 рублей). Дремлет, значит, Женя на диванчике. Чуть-чуть похрапывает.

4 утра. По каменной мостовой Исаакиевской площади проезжает «фиакр» ассенизатора, слышен цокот лошадиных копыт. Женя, не приоткрывая глаз, печально, сквозь сон произносит: “Пять рублей поехало!”».

Театральных денег на жизнь явно не хватало, маму лишний раз расстраивать не хотелось, и поэтому Евгений Павлович с удовольствием снимался в массовках. Прошло несколько лет, пока в 1951 году он не снялся в своем первом эпизоде — в фильме режиссера Владимира Немоляева «Морской охотник» в роли кока, где ему представилась прекрасная возможность продемонстрировать свою особую манеру пения, при полном отсутствии каких бы то ни было природных данных. По его же словам: «Там песенку надо было петь, для меня это было стеснительно: и оркестр, и все на меня вытаращились, я так запел, что пюпитры закачались, но все-таки каким-то образом я пел песню — с моим-то слухом.».

В середине 50-х в лучшую сторону стала меняться театральная судьба Леонова. В те годы в Театр имени Станиславского на должность главного режиссера пришел Михаил Яншин, и многие актеры были воодушевлены этим. Однако время шло, а долгожданные перемены так и не наступали. Леонов вспоминал: «При Яншине я первые годы тоже ничего толком не играл. У меня стало появляться сомнение: правильно ли я сделал, что пошел в искусство… И были мысли бросить это дело совсем, хотя мне казалось, что я люблю очень театр. Можно сказать, я был готов отступить и почти отступил.»

И вдруг произошло чудо: Яншин внезапно назначает его на роль Лариосика в спектакле «Дни Турбиных» М. Булгакова. В работе над этой ролью с мэтром Яншиным Леонов смиренно сносил все методы и приемы режиссерской «дедовщины», на языке высокой теории актерского мастерства это звучит несколько иначе: «познавал главные тайны, понимая, что искусство простоты — самое трудное искусство». Тридцать раз, тридцать раз — ни больше и ни меньше — на репетиции выходил Леонов на сцену, чтобы сказать от лица Лариосика одну короткую фразу: «Вот я и приехал». А Яншин, сидя в зрительном зале и скептично глядя на своего ученика раз за разом, отрицательно качал головой, требуя более достоверного объявления о приезде. Объявления, в котором правдиво звучало бы самоощущение человека со всеми едва уловимыми тонкостями и нюансами ситуации. Так рождались неповторимые интонации мастерства будущего великого и непревзойденного Евгения Павловича Леонова.