Операция "Ы"

Шурику не оставалось ничего иного, как защищаться с помощью густо разведенных белил и мастерка каменщи­ка. Он так лихо швырял в лицо напарника свой защитный раствор, что в несколько бросков ухитрился заляпать лицо верзилы так, что тот утратил всякую ориентацию, и его бульдозер закружился на одном месте, словно танцуя вальс-бостон.

* * *

Наощупь, как слепой котенок, Верзила прокладывал себе путь к душевой. Она ведь была где-то рядом. Протерев глаза, он, наконец, увидел свою спасительную цель.

Вода смывала все следы недавнего боя. Верзила благо­стно радовался возможности перевести дух. Война — вой­ной, а солдату отдых все равно нужен!

В Шурике проснулся бесенок.

Это проказливое существо не давало ему возможности долго раздумывать, сомневаться, мучиться сомнениями: надо ли так поступать.

Шурик просто подкрался и стащил с гвоздя в душевой всю одежду своего напарника, оставив только ценное: часы.

И случайно один башмак. Просто на второй башмак у него не хватило времени, так как Верзила закрутил кран и со­брался выходить из кабинки душа.

После теплого душа с ласковым кусочком хозяйствен­ного мыла, оставленным предыдущими посетителями ду­шевой, Верзила был потрясен, увидав, что всю его одежду нагло сперли.

Это был предел всему!

Просто заплакав, заревев от отчаяния и бессилия, Вер­зила взломал стенку легкой душевой. Увидав студента, отчаянно вскричал-взмолился:

— Стой, студент!

Шурик лениво оглянулся на крик Верзилы. Озорно улыбнувшись, он продолжал свой путь. Уж на что силен был Верзила, но от нахлынувшего позора: предстать нагим, в чем мать родила, на обозрение всей стройки, его охватило внезапное бессилие, и он застрял в дыре.

И горько зарыдал. По-детски. От души.

— Ну, студент, погоди! — только и мог выплакать он. Втиснувшись снова в душевую, он огляделся. Здесь не было ничего подходящего для прикрытия срамоты кроме маленького обмылка, растрепанного мочала и одинокого башмака. Схватив последний, он швырнул его сквозь дыру вслед спокойно удаляющемуся студенту.

Недолет...

Шурик остановился, сделав два шага назад и подобрал брошенный башмак. В пару первому.

Верзиле вдруг пришло в голову нечто увиденное однаж­ды в кино: он обвязал вокруг своих бедер мочало. И почув­ствовал себя хотя бы в какой-то степени одетым.

Стремглав выбежав из душевой, Верзила огласил воз­дух взывающим к победе криком неандертальца из доисто­рических времен. Его атака продолжалась.

Отодрав от легкой душевой жердину подлиннее, став­шую для него боевым копьем, Верзила почти настиг обид­чика у смоловарки. Смоловарка бурлила черным кипящим варевом, чадила во все стороны, то закрывая дымовой завесой студента, то открывая его.

Шурика увлекла эта детская игра в «обманки-дого­нялки» вокруг смоляного чана. Он кидался то в одну сторо­ну, то в другую, всякий раз обманывая и дразня напарника. А увидав лежавшую рядом связку керамических изолято­ров, схватил ее, раскрутил в воздухе, как лассо, и очень метко набросил ее на шею Верзиле. Получилось нечто вроде ожерелья, а от черного дыма Верзила в момент почернел, закоптился и таким образом приобрел вид, до­стойный коренного жителя экваториальной саванны.

Как разъяренное и ослепленное яростью животное, Вер­зила не замечал ничего. Он видел перед собой только врага. Сквозь дым смоловарки он только и успел углядеть, как студент метнулся в подъезд дома, и его проглотила тьма. Верзила, взревев еще громче, устремился за ним.

Шурик вбежал в почти готовую комнату.

Оклеенная в веселенькие обои с бабочками, каждая размером с гигантского махаона, она носила следы не-прибранности: рулоны обоев, обрезки, ведро с клейстером.

И у Шурика появился гениальный план!

Взмахнув в воздухе рулонами обоев с бабочками, Шу­рик расстелил их по всему периметру комнаты. Обильно полив бумажную почву клейстером, озорной студент зата­ился у дверного косяка в ожидании напарника.

Вы догадываетесь, что ждало неразумного й наивного Верзилу?

Да-да! Вбежав в комнату, он споткнулся о выставлен­ную ногу Шурика, упал на ждавший его ковер из обоев и клея.

Шурику осталось только оперативно подталкивать ка­тящегося по полу Верзилу, заворачивая его в большой бумажный кулек.

Сила, способная разломать кирпичи надвое, согнуть в петельку строительный ломик, растянуть и сложить чу­гунные меха отопительной батареи; алчущая возмездия, наконец, утихомирилась, спеленатая, как младенец, по рукам и ногам.

Шурик смог вздохнуть. Он отер пот со лба, минуту-другую посидел на упакованном напарнике, поразмыш­лял...

Начиналась акция наказания.

Шурик понимал, что на своем пути встретил невоспи­танного мальчишку, выросшего в громадного мужика, но так и застрявшего на стадии развития наглого пацаненка, вскормленного законами дворовой шпаны.

А к детям, к расшалившимся и распоясавшимся паца­нам и наказание применялось особое.

Шурик не без труда поставил на попа бумажный куль, услыхал сопротивляющееся мычание, поменял местами направление его перпендикуляра.