Операция «Жизнь» продолжается…

— Ты никогда не думал, что «Норд-Ост» — это расплата? «Трансвааль» — это расплата! Расплата за пир во время Чечни. Нельзя веселиться, когда в двух часах лету отсюда люди убивают людей! Там до сих пор дети умирают, понимаешь? Там голод, а они готовы потратить семьсот рублей на билет — на семью получается две тысячи — только чтобы потешить себя! На эти деньги ТАМ два месяца жить можно! Я контуженный, я не понимаю этого! До меня не доходит! На их земле идет война, а им плевать на это! В таком случае нам плевать на них. Ни один из них не должен умереть, не узнав, что такое война. Я хочу чтобы они также кричали ночами и плакали во сне и не просыпаясь лезли под кровать, когда во дворе хлопнет новогодняя питарда и скулили там от страха, как скулили мы! Они также виноваты в наших смертях, как и те, кто нас убивал, кто гнал нас на эту бойню. Почему они не бастовали в Москве и не перекрывали пикетами улицы, когда нас убивали в Грозном? Объясни мне? Почему не кричали и не рвали на себе волосы, когда смотрели по телевизору, как псы жрут тела их мальчишек? Почему не было революции, бунта, гражданского неповиновения? Как могли они отправлять своих сыновей на бойню, а сами веселиться, жить, пить пиво и зарабатывать деньги, когда их убивали там, когда штурмовики утюжили горы и рвали на части детей и женщин, когда раненные чеченята гнили в подвалах, заматывая оторванные свои ручонки гнилыми тряпками, а по их ранам ползали опарыши? Как могли они жить, когда подвалы были забиты раненными и пацаны кишки на кулак мотали.

Они также виноваты в этих смертях. Мы пришли забрать свое. Мы будем убивать… Готовьтесь.

Его ненависть угасает так же мгновенно, как появилась. Глаза снова затянуты пленкой безразличия.

— Везде полуправда, полуискренность, полудружба. Я не могу так — «полу». У них здесь, на гражданке, полуправда — это маленькая правда, у нас там, на войне, полуправда — это большая ложь. Столько пацанов погибло, а я выжил. Я все время думаю об этом — для чего? Они были лучше меня, но выжил я. Ведь не просто же так! Может, я выжил только для того, чтобы о нас помнили? Я — напоминание, — он опять зло смеется.

Я встаю. Молча. Оставляю ему курево, спички. Водку. Больше оставить нечего — только не деньги. Молча ухожу. Он даже не смотрит на меня. Я для него — один из «них». А значит, все, что я не скажу — это полуправда.

Если б выжить мне довелось

Говорят, что справедливые войны рождают поэтов, а несправедливые — пациентов психиатрических больниц. Еще говорят, что должно пройти от десяти до двадцати лет, чтобы о войне стали писать стихи. Чечня началась десять лет назад. Афган — двадцать. Временные рамки соблюдены. Психушки уже забиты ветеранами до отказа. Но и поэтов эта война рождала тоже.

Она же их и убивала.

Меня погребли под собою хлеба,
Мне саван скроили метели.
На долю мне вышла лихая судьба —
Погибнуть в свинцовой купели.

Отвертело круги над землей воронье,

Но пробито бутоном тюльпана,
Распростерлось огромное тело мое
От Берлина и до Хингана.

Если б я переждал тот всемирный обвал,

Если б позже родиться пришлось,
Я бы эти цветы для любимой срывал,
Как на грешной Земле повелось.

А теперь кто я ей? Не жених и не муж.

Нас война развела поврозь.
Мы б друг в друге, конечно, не чаяли душ,
Если б выжить мне довелось.

Я бы кривде был враг до последнего дня,

Я б с обманом и ложью жил врозь.
Если б в марте капель не отпела меня,
Если б выжить мне довелось.

Я бы глаже избрать себе мог удел —

Не подняться… не встать… Авось?!.
Но как бы тогда я в глаза вам смотрел,
Если б выжить мне довелось?

Эти стихи написал Анатолий Ягодин, старший лейтенант внутренних войск. Судьба отмерила ему недолгий писательский век — чуть больше года, со штурма Грозного до весны девяносто шестого. С датой своей смерти Анатолий ошибся всего на две недели. Он погиб не в марте — в середине апреля. Под Ассиновской колонна, на которой ехал Ягодин, попала в засаду. Пуля пробила грудь и вышла из спины. Он жил еще пять минут. Успел сказать всего лишь две фразы: «Где мы? Остановите кровь…»

Кривде враг до последнего дня

12 июля 96-го на поле в Моздоке стояла колонна с “гуманитаркой” — бэтэр сопровождения и два “Урала”.