Операция "Змей" (СИ)

 Пытки продолжались четыре дня. Басмангалей на допросах не присутствовал ни разу, но в конце четвертого «рабочего дня», как называл про себя Зинка свои избиения, диктатор неожиданно появился в камере. И не один. Басмангалея сопровождал высокий худощавый мужчина в европейском костюме. Зинка, с трудом разлепив заплывшие глаза, внимательно посмотрел на незнакомца, запоминая его внешность – профессиональная привычка. Не-знакомец так же внимательно разглядывал Зинку своими черными глубокими глазами.

 - Европеец. Скорее всего, русский, их интерес в Джамалтаре вполне понятен. Но может быть и прибалт, даже немец. – Эти слова незнакомец произнес на танийском языке, предполагая, что пленник не знаком с этим почти мертвым языком, который и на своей родине употреблялся все реже и реже, вытесняемый английским. – Молчит?

 - Молчит, как рыба, уважаемый Иоганн, - ответил Басмангалей. – Может быть он немой? Или не понимает джамалтарского?

 - Sprechen Sie Deutsch? – обратился незнакомец к Зинке по-немецки.

 - Ja, aber ser schlecht, - решил нарушить четырехдневное молчание Зинка. Он пойдет на контакт с немцем, потому, что любое изменение ситуации представляет собой шанс для осуществления побега. Хуже всего, когда ни-что не меняется.

 - Вот видите, господин Басмангалей, он вовсе не немой, - снова на танийском сказал герр Иоганн, обращаясь к диктатору. – Джамалтарским он на-верняка тоже владеет. Просто он не хочет с вами разговаривать. Но это ничего, мне он скажет все. У меня есть средства, посерьезней сыворотки правды. Единственная просьба: не пытайте его пару дней. И подкормить паренька не помешает, мне он нужен относительно здоровым, иначе не вы-держит действия препарата. – Немец взглянул на Басмангалея, и тот кивнул, соглашаясь.

 Посетители ушли, а через некоторое время Зинке принесли еду. Лепешка оказалась свежей, вместо воды был айран. Кроме того, сегодня он получил большой кусок баранины. «Жизнь налаживается!» - подумал Зинка и, превозмогая боль, набросился на мясо.

 Его не трогали обещанных два дня. Последний ужин оказался с сюрпризом. Толстый тюремщик, поставив на пол еду, выразительно посмотрел на Зинку и, прижав палец к губам, указал на лепешку. Потом он потрогал ухо и подмигнул, затем провел рукой по глазам и сделал отрицательный жест. Зинка понял: камера прослушивается, но визуального наблюдения нет. Лепешка была с начинкой: небольшой нож (его размер не позволял нанести смертельный удар в сердце, но был вполне достаточным, чтобы перерезать горло или сухожилие), универсальная отмычка (она могла открыть любой замок, но, к сожалению, не могла справиться с могучими засовами, которыми была снабжена входная дверь). Еще в лепешке находилась записка. Незнакомым почерком было написано: «Когда освободишься, передвигайся согласно плану». На обороте был начертан план здания. Зинка запечатлел в памяти план и уничтожил записку, просто съел ее, запив айраном. Нож и отмычку он спрятал на теле – его этому обучали.

 За ним пришли рано утром, Зинка незаметно достал отмычку и зажал ее между большим пальцем правой руки и ладонью. Его долго вели по коридорам с высокими потолками. Все окна были зарешечены и забиты снаружи досками. К концу путешествия, сопоставляя увиденное воочию с начертанным в записке планом, Зинка легко сориентировался, только не мог определить на каком этаже находится. Наконец его втолкнули в помещение, напоминающее процедурный кабинет, а может, оно некогда было операционной – под потолком была закреплена большая круглая установка с несколькими галогеновыми светильниками. Посреди комнаты стояло пыточное кресло с подлокотниками в виде трубчатых захватов. Основание кресла тоже было оснащено металлическими фиксаторами для ног. «Если меня сюда пристегнут – это конец,  никакая отмычка не поможет, это, пожалуй, только Шваценегеру по зубам, да и то в лишенном здравого смысла боевичке», - подумал Зин-ка и повернулся лицом к конвоирам. Они стояли, скрестив руки на груди, и невозмутимо смотрели прямо перед собой – видимо ожидали кого-то, скорее всего того самого немца, герра Иоганна, который давеча обещал Басмангалею развязать Зинке язык.

 Пленник стал незаметно освобождаться от наручников, что ему уда-лось сделать легко и быстро. Достать нож – дело  одной секунды, два шага к охранникам – еще секунда. Конвоиров было двое – на каждого по секунде. Итого -  четыре секунды. Зинка рванулся к тюремщикам. Тому, который стоял слева, он полоснул острым, как бритва, ножом по горлу, тому, что справа, воткнул нож по самую рукоятку прямехонько в сонную артерию. Два отработанных движения слились в одно; нож, описав плавную кривую в виде знака бесконечности, остался в теле второго тюремщика-халуя, упавшего к Зинкиным ногам.