Принц Гуарам оказался невысоким тщедушным человечком с лысым блестящим черепом оливкового цвета, с глазами навыкат, с распластанным по плоскому лицу носом и крупными жёлтыми зубами. Издали он напоминал обритую наголо обезьянку, неизвестно каким образом оказавшуюся в сверкающем золотом зале и забравшуюся на высокий трон властителя Илии. «Обезьянка» была обряжена в парчовый, расшитый золотом и натуральными драгоценными камнями халат до самых пят, однако это обстоятельство не умаляло сходства принца Гуарама с приматом. В руке он держал маленькую шапочку – что-то среднее между еврейской кипой и узбекской тюбетейкой, – которую надел на лысину, когда гости, сопровождаемые Марахом, вошли в тронный зал.
Рядом с троном на ступеньку ниже стоял торжественный, приторно улыбающийся Балу. В настоящий момент он исполнял роль переводчика, так как Гуарам не владел ни одним иностранным языком. Он и родным-то, как выяснилось, владел неважно, постоянно замолкал, подыскивая нужные слова, и заикался.
Процедура приёма проходила довольно скучно. Балу объявил их делегацию как гостей с острова Надежды. Штольц, при виде которого Гуарам расплылся в приветливой улыбке, поочерёдно представил неизвестных Гуараму Луккини и Скифа. Взгляд Гуарама, брошенный на Скифа, показался спецагенту каким-то странным, плотоядным. Таким же долгим взглядом принц одарил уже знакомую ему Герцогиню. При этом он ещё и облизнулся. На Луккини Гуарам взглянул только мельком, наверное, итальянец показался каннибалу невкусным.
Вслед за «островитянами» к трону подошла делегация из Лурпака. Десять человек по двое от правительства, ВПК, бизнеса, науки и искусства. Возглавлял её вице-премьер лурпакского правительства, высокий и худой Шмель Шумоль.
После представления всех членов делегации, с Гуарамом и Балу остались Штольц и Шумоль, остальных гостей Марах сопроводил в зал, в котором вскоре должна была начаться церемония бракосочетания, и где уже собралась вся местная элита. Скиф с большим интересом оглядел присутствующих. Все мужчины, как один, были облачены в национальные халаты, тоже парчовые и наверняка дорогие – расшитые золотом, но не так густо, как у принца Гуарама, да и алмазы по причине меньших размеров и меньшего количества посверкивали не так ярко. Женщины же были попросту обмотаны кусками белой материи и опоясаны золотыми поясами. Большинство прелестниц носило причёски – а ля Гуарам; эти дамы, как позже узнал Скиф, были замужними. Некоторые – потенциальные невесты – заплетали чёрные, как смоль, волосы, во множество тонких косичек.
Штольц и Шумоль в сопровождении Балу появились минуты за три до начала церемонии. Балу тотчас растворился в толпе. Вслед за ними в зал вошёл принц, о его приходе возвестил горластый привратник. За принцем шествовала процессия из особо приближённых лиц мужского пола. Толпа приглашённых на торжество моментально разделилась на две равные половины (при этом каждый занял строго определённое место) и раздвинулась по обе стороны зала, освободив дорогу принцу и его свите.
Гуарам чинно, насколько позволяли его миниатюрные габариты, проследовал в конец зала и занял место на троне, не уступающем размерами тому, который Скиф уже имел счастье лицезреть. Заиграла раздирающая душу мелодия, исполняемая на каких-то хриплоголосых национальных музыкальных инструментах, и в зал вошли молодые.
Это была поистине великая пара. Чибара оказался атлетически сложённым, но на взгляд Скифа, грузноватым гигантом с красными выпученными, как у его будущего тестя, глазами. Невеста (дочурку принца Илии звали Гуаримой) только самую малость уступала жениху в росте и в других параметрах, однако в отличие от жениха её фигура впечатления грузности не вызывала. Глядя на неё, можно было усомниться в отцовстве принца Гуарама.
«Бабёнка может заработать за ночь столько свиней, что хватит на целую свиноферму, – иронически подумал Скиф. – А с этим молодцем, если бы драка планировалась всерьёз, повозиться пришлось бы основательно…»
Молодые подошли к трону и упали на пол перед Гуарамом. Начались какие-то уговоры, слёзы, стенания, которые, как понял Скиф, являлись традиционной и неотъемлемой частью шоу. Потом все разом успокоились и в зал ворвались пятеро патлатых полуголых служителей языческого культа. Они что-то голосили, порыкивая и повизгивая, и барабанили в огромные бубны с привешенными к ним колокольчиками. Этот бедлам продолжался около получаса, и изрядно надоел Скифу и остальным гостям – представителям цивилизованного мира. Потом стали выступать какие-то люди, говорили долго и непонятно о чём – Балу снял с себя полномочия переводчика. Впрочем, никто из гостей особо не опечалился тем, что не понимает слов местных ораторов.
А из соседнего зала запахло так вкусно, что у Скифа засосало под ложечкой. Речи длились ещё около часа, и когда гости и хозяева торжества были уже готовы к голодному обмороку, всех пригласили к столу.
С детства Скиф помнил сказку о царевне-лягушке. Особенно яркие впечатления он, вечно голодный детдомовец, получил от описания пира, на котором царевна разбрасывалась обглоданными лебедиными косточками. Ему казалось тогда, что ничего вкуснее этих самых лебедей в мире не существует. Впрочем, лебединого мяса ему так никогда попробовать и не пришлось. На развороте той книжки был красочно изображён пиршественный стол. Всякой снеди там было навалом, но в центре красовались блюда с лебедями. Этот стол снился голодному мальчугану почти каждую ночь…
Свадебный стол был очень похож на стол из его детских снов, правда, лебедей не наблюдалось. Вместо них на огромных блюдах горами возвышались куски жареной и варёной свинины. Между блюдами стояли тарелки с рыбными деликатесами и морепродуктами, салатницы, заполненные разной мешаниной и всевозможные плошки с соусами и приправами. Фрукты и овощи заполняли всё свободное пространство. Кроме чистой воды в запотевших кувшинах, других напитков не было. Тарелки и столовые приборы для гостей и хозяев не предусматривались.
Все расселись по местам и принялись за еду, не дожидаясь чьего бы то ни было соизволения. Гости и хозяева хватали руками куски мяса и засовывали в рот. Пиршественный зал наполнился чавканьем и хрустом свиных хрящей, перемалываемых мощными зубами илийцев. Скиф с опаской взял с блюда кусок свинины, и, прежде чем отправить в рот, понюхал. Это действительно была свинина – сочная и ароматная. Пережевывая мясо, Скиф исподтишка наблюдал за присутствующими. Больше всех жрал тщедушный Гуарам. Казалось, он, не жуя, заглатывает огромные куски мяса, чередуя их с пучками зелени. Члены лурпакской делегации, округлив глаза, смотрели на аборигенов и к пище почти не притрагивались. Штольц, как и положено истинному арийцу, ел не спеша, тщательно пережёвывая мясо и овощи. Луккини налегал на омара. Герцогиня отдавала предпочтение фруктам. Чен, привыкший к здешним обычаям, ел так же жадно, как и местные жители.