Операцию «Шторм» начать раньше…

Необходимое послесловие. Главный военный советник перенесет начало операции сначала на 21 час, потом, после очередного беспокойства Колесова, — на 18.30. И все равно первые выстрелы прозвучат в 18.25: группа, которая выехала на блокировку артиллерийского склада, не заметит второго выставленного только что часового, и тот откроет огонь.

«Мусульманский» батальон поднимется в атаку. Первая рота стремительно подскочит к главному входу. И первым упадет от пули ротный капитан Шарипов — эх, был бы бронежилет! Охрана Дворца окажет неожиданно сильное сопротивление, и тогда но окнам здания ударят зенитки: пробивать двухметровые стены было бесполезно. Комитетчики ворвутся внутрь Дворца, там разгорится настоящий бой. Полковник Бояринов выбежит на улицу за помощью, но тут же упадет замертво, попав под огонь своих же зениток.

Так батальон вынужден будет войти во Дворец, поможет комитетчикам пробиться на второй и третий этажи. К замполиту роты старшему лейтенанту Рашиду Абдуллаеву подбежит один из солдат:

— Товарищ старший лейтенант, там, кажется, Амин лежит.

Абдуллаев станет вытаскивать из-под стойки бара мужчину в трусах, и у того неожиданно оторвется левая рука: чья-то автоматная очередь в упор буквально разворотила плечо руководителя государства. Сорвав с окна штору, старший лейтенант и солдат завернут в нее тело Амина и вынесут на улицу. Сюда же подвезут афганцев, которые до этого находились в кунгах. Они осветят погибшего фонариком и подтвердят:

— Да, это он.

Те, кто знал афганских руководителей во времена Тараки, могли бы узнать голос Гулябзоя.

Можно было сказать, что операция завершилась. Только кое-где еще продолжали оказывать сопротивление наступающим из темноты шурави с белыми повязками на рукавах…

27 декабря 1979 года. Москва — Кабул.

Когда Сухорукову доложили о стрельбе в Кабуле, тот потребовал немедленной связи с Рябченко.

Трубку взял Костылев, посланный от штаба ВДВ в помощь Рябченко.

— А где командир?

— Товарищ командующий, командир дивизии отсутствует.

— Как отсутствует? Я лично запрещал ему отлучаться из расположения дивизии. А тем более сегодня. Ни под каким предлогом. Он у вас отпрашивался?

— Нет.

— Какая обстановка в городе?

— В некоторых местах идет перестрелка. Наши группы, по первым докладам, действуют успешно.

— Как только Рябченко появится, немедленно звоните мне. Бросить дивизию! — Сухоруков сам кинул телефонную трубку на рычажки. При последней встрече Устинов словно специально подчеркнул, что на десантников у него надежда особая, а тут командир черт-те где.

Сухоруков скосил глаза на «кремлевку» и вдруг поймал себя на мысли, что боится звонка от Устинова или Огаркова. А если и им вдруг понадобится лично Рябченко?.. Позор! Оставить дивизию, никого не предупредив. Если не будет оправдания, он лично попросит министра снять Рябченко с должности. Хотя какое может быть оправдание?

Необходимое послесловие. А оправдание все-таки было. Два человека — Гуськов и, в общих чертах, начштаба знали, куда и зачем уехал за два часа до времени «Ч» полковник Рябченко, прихватив с собой двух офицеров-каратистов братьев Лаговских. И Огарков с Устиновым тоже не могли позвонить Сухорукову насчет Рябченко, потому что именно они отдали приказ комдиву десантной: в момент начала операции нейтрализовать начальника Генштаба полковника Якуба, не дать ему возможности поднять войска.

Их обыскали у входа в здание министерства, отобрали оружие. Гранаты, подвешенные на самый последний случай к брючным ремням уже за кольца, под бушлатами не заметили.

— Начальник политотдела, — представил комдив капитана Лаговского, начальника физподготовки дивизии.

— Начальник разведки, — «досталась» вторая должность лейтенанту Лаговскому, начальнику топографической службы.

На столе у Якуба стояли две включенные радиостанции, на которые то и дело поглядывал начальник Генштаба, словно ожидая сообщений. Его советник полковник Костенко, представив самого Рябченко, тоже сел за стол, и Якуб, поколебавшись, пригласил к себе представителей ХАД.[38] После дня рождения у Магометова его не покидало чувство настороженности, и, как ни были деликатны советники на той вечеринке, Якуб, не желавший верить предчувствиям, тем не менее отметил в подсознании: советские не во всем искренни, что-то происходит вокруг него, начальника Генштаба, а он не может уловить суть и смысл происходящего. И перед встречей с советскими десантниками, захотевшими лично у него уточнить места расположения дивизии, он положил в ящик стола пистолет, открыл за своей спиной потайную дверь. Не надеясь на телефоны, поставил на прямой прием рации с командирами центрального корпуса и охраны Амина.

Нервозность Якуба заметил и Рябченко. Время 18.30, которое ему назвали в посольстве при постановке задачи, казалось, никогда не подойдет, и он по третьему разу начинал уточнять и переспрашивать уже давно понятные всем вещи.