«Операцию «Шторм» начать раньше

— Пока есть вы, не зарастет, — желая сделать девушке приятное, сказал Борис. Боясь, как бы это не прозвучало слащаво, торопливо добавил: — Время просто свое берет. — И, продолжая тон примирения, произнес: — Но сколько же надо отрядов, чтобы поднять всех павших?

— Знаете, пока последний солдат не похоронен, война считается неоконченной. Кажется, это

Суворов сказал. Но страшнее другое: пока они… здесь, — Лена присела перед траншеей, — они считаются не погибшими за Родину, а пропавшими без вести.

— Многих удалось установить?

— Три человека. Мало? Но все дело в том, что, когда солдаты попадали в окружение, они старались уничтожить все. Чтобы, если попадут в плен, это никак не отразилось на их родных.

— А как могло отразиться? — не понял Борис.

Теперь уже Лена посмотрела на него как на неразумного малыша. Но, поняв, что удивление старшего лейтенанта неподдельное, ответила вопросом на вопрос:

— А вы что, не знали, как относились во время войны к семьям тех, у кого муж, отец или брат попадал в плен и это становилось известным?

— Ну, сочувствовали.

— Ага, аж до Колымы.

Ледогоров удивленно посмотрел на девушку. Нет, не Желторотик она, никакой не Желторотик.

А какие то вещи знает и понимает глубже и основательнее его самого. И судит жестко.

— А вы давно работаете с отрядом?

— Четвертый год. Я сначала бухгалтером работала, а когда первый раз сходила на раскопы, перешла в школу — и к ребятам своим поближе, и пальцем меньше тыкают, что занимаюсь якобы не своим делом. И сверхурочные мне не платили, все в свои выходные да отпуска. Одним словом, тоже служила.

— Извините, — присел рядом Борис.

— Вы меня тоже.

— Товарищ старший лейтенант, — послышался голос курсанта. — Ау, обед готов.

— Пойдемте, — подал руку девушке Борис. — Попробуем солдатской каши.

— У меня бутерброды есть, не беспокойтесь.

— Да нет уж, придется. Потерпите недельку.

— Как недельку? — Лена даже остановилась. — Я просила вас на все лето.

— Меня?

— Ну, не вас лично, а хороших саперов.

— Значит, все таки меня. Но предписание у меня только на неделю. Похожу с вами, оценю обстановку, доложу командованию, а уж оно будет принимать окончательное решение.

— Я вас не отпущу. — Лена стала перед старшим лейтенантом, уперла руки в бока, словно Борис должен был уехать сию минуту. — Я за себя не боюсь, но у меня ведь ребята, школьники. Мы вам покажем, как работаем. Им же ни битлов, ни сигарет, ни водки, ни в конечном счете хлеба не надо — дайте кусок земли с поля боя. Они ж анатомию человека своими пальцами изучают, очищая каждую косточку от земли. Они же песни у костра поют, они… они прошлым летом красноармейских лошадей хоронили, когда раскопали их кости — вот какие они! И я не хочу, чтобы кто то из них подорвался.

— Знаете, я тоже, — серьезно ответил Борис. — Меня сюда за этим и прислали. Разберемся, и, может быть, еще больше людей пришлют, кто знает.

— Правда? — обрадовалась Лена.

— А почему бы и нет? У вас здесь и в самом деле такие огромные непроверенные площади, и это спустя столько лет после войны. Просто удивительно.

— Что же удивительного, некоторые села до сих пор отстроиться до конца не могут, руки не доходят. А… командир кто будет? Вы?

Лена напомнила о висящей в воздухе должности ротного. В самом деле, надо побыстрее определиться здесь и ехать в полк.

— Может, и другой. Скорее всего, что другой, — вслух подумал Ледогоров. — И пусть он будет лучше меня. Пойдемте есть кашу.

Лена отступила, пропуская старшего лейтенанта.

Глава 7 ЛЕТАЮТ ЛИ ФАНЕРЫ НАД ПАРИЖЕМ? — В ЛЕСАХ ПОД СУЗЕМКОЙ. — КОМУ УЛЫБАЕТСЯ УЛЫБА

Начало июня 1978 года. Суземка.

Опоздавшие уже не спешат.

Отказался от военкоматовской машины и Борис Ледогоров. Уточнил лишь по карте место раскопа, припомнил его зрительно — недалеко от землянки, где получил пощечину от

Желторотика, и вышел из военкомата. Спешить в самом деле было некуда. Должность ротного пролетела, как фанера над Парижем, если они там, конечно, летают. Можно утешиться лишь тем, что и из своих никто не прошел, — казачок, как говорится, оказался засланным, из Прибалтики.

Тоже старлей, но, наверное, «калека»: одна рука, да еще волосатая, витала где то в Москве.

Вообще то грешить на нового ротного не хотелось, но и видеть его, а тем более представляться — тем более. И поведал Борис командиру полка про целые минные поля под Суземкой, про благородную работу поисковиков, подвергающих себя неимоверному риску. Зная уже, что штабы ВДВ и округа разрешили послать одного офицера на помощь следопытам, покуражился, набивая себе цену и давая понять, какого они ротного потеряли в его лице. И со вздохом, делая одолжение, согласился поехать к «настырному, пробивному Черданцеву».

— Вот здорово, что опять ты, — обрадовался военком, только увидев его на пороге. — Значит, ничего объяснять не надо. А ребята уже позавчера ушли в лес, не утерпела Желтикова.

— Но там ведь в самом деле мины. Не могли два дня подождать? Но курсант то с ними.