У Джэнис Костелло была сестра, жившая неподалеку от Чиппенхэма, к ней Кэффри и отправился после обеда. Это оказалась сонная деревенька — коттеджи с вывешенными корзинками, паб, почта и табличка с гордой надписью:
— А Джэнис?
Ник сделала ему лицо.
— Лучше поговорим на заднем крыльце. — Она провела его через комнаты с низкими потолками, мимо маняще потрескивающего камелька, у которого мирно спали два лабрадора, и вывела на холодную террасу. Лужайка позади дома уходила под откос и упиралась в живую изгородь, отделявшую ее от равнины, сложенной из оолитового известняка, к югу от Котсволдса; тронутые инеем борозды мирно покоились под свинцовыми небесами. — После больницы она ни с кем не разговаривает. — Ник показала пальцем на фигурку на скамейке, в конце небольшого розария: она сидела спиной к ним, в наброшенном на плечи пуховом одеяле. Темные волосы забраны назад. Взгляд устремлен в поля с осенними деревьями, подпирающими небо. — Даже с матерью не разговаривает.
Кэффри застегнул пальто, сунул руки в карманы и по узкой, обсаженной тисом дорожке направился к дальней лужайке. Когда он вырос перед Джэнис, она подняла глаза, вздрогнула. Лицо без косметики, нос и подбородок красные. Пальцы, сжимающие у шеи пуховое одеяло, побелели от холода. На коленях — плюшевый кролик Эмили.
— Что? — Губы у нее задрожали. — Вы нашли ее? Только не томите… я хочу знать правду, какая бы она ни была.
— Мы до сих пор ничего не узнали. Сожалею.
— Боже. — Она откинулась назад, поднесла ладонь ко лбу. — Боже мой, боже мой. Я больше не могу. Я так больше не могу.
— Как только мы что-нибудь выясним, вы первая об этом узнаете.
— Не важно, какая это будет новость. Хорошая или плохая. Обещаете?
— Хорошая или плохая. Обещаю. Можно, я присяду? Мне надо с вами поговорить. Можем позвать Ник, если хотите.
— Зачем? Это ведь ничего не изменит. Разве кто-то может что-нибудь изменить?
— Пожалуй, нет.
Он сел рядом, вытянул ноги, одна на другую, и скрестил руки на груди. Плечи поднялись сами, защищаясь от холода. На земле у ног Джэнис стояла кружка чая, к которому она не притронулась, и лежала книга в твердой обложке — «В поисках утраченного времени», — на супере виднелась библиотечная наклейка.
— Трудное чтение, да? — спросил он после паузы. — Пруст?
— Моя сестра наткнулась на это название. Воскресное приложение включило ее в десятку книг, которые следует читать в период кризиса. Пруста или Калиля Джибрана.
— Полагаю, вы не в силах прочесть ни одного слова. Ни того, ни другого.
Она наклонила лицо и потрогала кончик носа. С минуту, не меняя позы, она собиралась с мыслями.
— Нет, конечно. — Она потрясла рукой, как будто к ней прилипла какая-то зараза. — Для начала пусть уляжется крик — он постоянно стоит в ушах.
— Врачи переполошились. Вам не стоило сразу выписываться. Хотя выглядите вы хорошо. Лучше, чем я думал.
— Ну да. Скажете тоже.
Он пожал плечами.
— Джэнис, я должен перед вами извиниться. Мы вас подвели.
— Ну да. Подвели меня. Подвели Эмили.
— От имени британской полиции я приношу свои извинения за мистера Проди. Он оказался не на высоте. Он вообще не должен был там находиться в это время. Его поведение было абсолютно неподобающим.
— Неправда. — Она вымучила ироничную улыбку. — В поведении Пола не было ничего неподобающего. В отличие от вашего расследования. Или от романа моего мужа с женой Пола. Вот
— Не понял. Вы хотите сказать…
— Да. — Она сопроводила это жестким смехом. — А вы не знали? Мой распрекрасный муж трахает Клер Проди.
Кэффри отвернулся и поднял глаза к небу. Ему хотелось выругаться.
— Это… — он прокашлялся, — это
— Для вас? А как насчет того, что моя дочь пропала? А как насчет того, что мой муж со мной не разговаривает? Вот, — она выставила обвиняющий палец, на глаза навернулись слезы, — вот что я называю испытанием. Он не говорит со мной. Даже имя дочери вслух не произносит. Он
По словам больничной сестры, у Джэнис в полости рта и в горле под действием газа не появились волдыри, что можно было ожидать. И пока не удалось установить, какое вещество использовал Мун, чтобы вырубить своих жертв. В комнатах были обнаружены тряпки, смоченные скипидаром. Именно его запах, а не хлороформа, стоял в квартире. Но ведь не от скипидара люди потеряли сознание. И к тому же не все.