Опередить дьявола

Тебе, Скай Стивенсон, следует благодарить Найджела не только за новую фамилию, думала она, провожая глазами такси, увозившее ее мужа. Есть поводы поважнее. Ты обрела покой, радость, отличный секс и замечательные объятья, в которые он заключает тебя всякий раз, когда ты протягиваешь к нему руки. А еще у тебя прекрасный дом, думала она, запахивая халат и возвращаясь по тихой садовой дорожке к раскрытой входной двери. Стоящая особняком викторианская постройка с эркерами, палисадник с пионами и подлинное ощущение «дома». Окна надо менять, и до наступления зимы им, вероятно, придется установить новую систему отопления, но именно так она себе и представляла семейную жизнь. Она проводила Найджела улыбкой, закрыла за собой дверь и навесила цепочку: он уехал по делам на два дня, а парадный вход с улицы не виден, и иногда это порождало в ней чувство легкого беспокойства.

Носком ноги она задвинула заслонку дымохода на место, чтобы холодный воздух коварно не расползался по комнатам первого этажа.

Швы на теле затянулись, и теперь она могла передвигаться как нормальный человек. Десять дней назад она отказалась от женской прокладки в качестве бандажа и, более-менее, пришла в свое нормальное состояние. И все же она по привычке медленно поднималась по лестнице; тело казалось раздутым, громоздким. Постоянно болела грудь. Легчайшее прикосновение — и потечет. Порой ей казалось, что грудное вскармливание необходимо ей даже больше, чем Чарли.

Она проковыляла по длинному холодному коридору в детскую и остановилась на пороге взглянуть на малыша — он крепко спал на спинке, откинув руки, а голову повернул набок и тихо причмокивал. Чарли — самый большой, главный повод благодарить Найджела. Она подошла к кроватке и расплылась в улыбке. Будь ее воля, она бы забрала Чарли к себе в постель. Так проще успокаивать его, когда он с плачем просыпается. Обнять его и сунуть сосок в его сонный рот. Но возмущенная бригада патронажных сестер и родственников с их пособиями по уходу за детьми остудили ее пыл. Напомнили ей, что как-никак двое хиппи произвели ее на свет и что если она сразу не установит границы, Чарли так и не поймет, где его кроватка, а где кровать родителей. Его всю жизнь будут преследовать комплексы, а в результате он превратится в безнадежный клубок страхов быть брошенным близкими людьми.

— Но ведь несколько минуточек — это не страшно, правда, малыш? Обещаешь, что ты потом вернешься к себе?

Она вытащила его из кроватки, радуясь тому, что швы ее больше не беспокоят. Уложила к себе на плечо и закутала в одеяльце. Придерживая одной рукой его теплую головку, а другой попку и ступая очень осторожно, чтобы, не дай бог, не споткнуться, она двинулась в соседнюю комнату, в передней части дома, где спали они с Найджелом. Прикрыв дверь ногой, села на кровать. Свет был выключен, но занавески открыты, и спальню заливал желтый свет от уличного фонаря на подъездной дорожке. Осторожно, чтобы не разбудить Чарли, она нагнула голову и принюхалась к его попке. Ничем таким не пахло. Расстегнула кнопки на ночном комбинезончике и сунула палец в подгузник. Мокро.

— Перепеленаемся, малыш?

Она не без труда разогнулась и понесла его к пеленальному столику у окна. Это было целое сооружение в зеленовато-оранжевых тонах, со страховочным ремешком и кучей ящичков для всяких надобностей: памперсов, пакетов для использованных подгузников, мокрых салфеток, кремов. Это был подарок ее коллег. Подарок, подумала она, говорил о нежном отношении к младенцам, явно нехарактерном для большинства мужчин в адвокатской конторе, поэтому заключила, что они это сделали из жалости. Наверное, посчитали, что рождение Чарли ознаменовало конец ее успешной карьеры адвоката по бракоразводным делам.

Возможно, они и правы, рассуждала она, расстегивая костюмчик, — в данный момент при мысли о возвращении на работу она готова была расплакаться. Дело даже не в долгом восьмичасовом дне. И не в злословии за ее спиной. Ее страшила перспектива оказаться на гибельном краю в этом мире человеческой жестокости — появление Чарли словно содрало с нее защитный покров. Ей казалось, что она уже не сможет находиться лицом к лицу с самыми неприглядными проявлениями человеческой натуры. Это выходило за рамки тех дел, когда в бракоразводном процессе ей приходилось выслушивать обвинения в нехорошем обращении с детьми. Речь шла об ожесточении, о взаимных обвинениях, о беспощадной борьбе за себя. За каких-то несколько недель ее вера в профессию испарилась.

— Эй, малыш. — Она улыбнулась Чарли, который начал просыпаться, засучил кулачками и уже открыл рот, чтобы расплакаться. — Только перепеленаемся. А потом обнимемся. А потом ты вернешься в свою дурацкую кроватку. — Но он не заплакал, и она благополучно поменяла ему, полусонному, памперс. Потом снова его одела и положила поверх одеяла на своей кровати. Взбила подушки в изголовье. — Чарли, детка, ты не должен привыкать к маминой постели. А не то за мамочкой придут нацисты.