Но пока никому, в том числе, разумеется, и Мору, ничего подобного не может и привидеться. Лондонское купечество, которому он оказал важные услуги, чуть ли не на руках носит своего любимца. Его друзья-гуманисты в восторге от «Утопии».
Мор доволен. «Ты не знаешь, как я счастлив, как я вырос в собственных глазах, как высоко поднимаю свою голову», — писал он Эразму. А великий Эразм в одном из писем к философу Колу скажет твердо и определенно:
Едва успевает выйти в свет первое издание, как в конце 1516 года в Париже выходит второе. Затем третье и четвертое — в 1518 году. Она будет выходить во всех странах, эта книга, — в одних раньше, в других позже. В XVI веке, XVIII, XIX, XX!
…Летом 1517 года в Лондоне, а потом и во всей Англии вспыхивает какая-то страшная эпидемия. Люди замертво падают на улицах. Замирает деловая жизнь, королевский двор кочует из одного дворца в другой. Генрих панически боится заразиться. Обтирания уксусом, окуривания начинаются с самого утра. Окна не открывают: свежий воздух, как не без ехидства заметит Эразм, не очень в чести во дворцах английского монарха.
Мор и его семья благополучно избегают хвори. У них никто не болен, все обстоит благополучно. Со вздохом облегчения пишет он об этом в одном из своих писем.
Он еще не знает, что беда на пороге. Что вскоре он будет поставлен перед выбором, который в конечном итоге определит всю его дальнейшую судьбу.
Или, точнее сказать, будет лишен возможности выбора.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Словно предчувствуя тот нелегкий вопрос, который ему вскоре придется разрешать наедине со своей совестью, Мор в «Утопии» приводит любопытный разговор между Гитлодеем, Эгидием и им самим.
Восхищенный познаниями и здравым смыслом речей Гитлодея, Эгидий высказывает удивление, почему Гитлодей не поступит на службу при дворе какого-нибудь короля.
«Я, — говорит он, — твердо убежден, что ты был бы там желанным и полезным человеком».
«Не хочу», — отвечает Гитлодей. И приводит много доводов. Сейчас он свободен и делает то, что хочет. Честолюбцев, которые домогаются расположения свыше, без него достаточно, и король вряд ли заметит в толпе придворных отсутствие его или двух-трех его единомышленников. А вот и основная мысль: венценосцы никогда не станут следовать советам философов.
Итак, Томас Мор с беспощадной ясностью представляет себе истинное положение вещей. Никаких иллюзий. Недаром ведь в одном из писем к Эразму он писал: «Вполне согласен с Вами, что не следует дать себя вовлечь в суетные дела королей».
Но с другой стороны: как быть? Реформы, по его мнению, должны идти сверху.
Каким образом распространилось добро в Утопии? Благодаря доброму и разумному царю Утопу. А если сам правитель недостаточно разумен, то, может быть, все-таки следует попытаться наставить его на истинный путь?
И, возражая Гитлодею (то есть самому же себе), Мор говорит: «
Да, достичь чего-либо с помощью короля трудно. Но все же это единственно возможная, по мнению Мора, попытка.
Настоящий философ, настоящий гуманист не вправе отказываться от нее. Не он ли сам в разговоре с Гитлодеем утверждал, что следует, «даже если тебе грозит известный личный ущерб, отдать свой талант и усердие на службу обществу»?
…Генрих VIII стремится привлечь ко двору все видных гуманистов: как же, он ведь «покровитель искусств и науки»! Колет, Линакр, Монтжой…
Король уже давно добивается, чтобы Мор пошел к нему на службу. Ему отлично известны и ум и деловые качества Томаса Мора. И он знает, каким влиянием тот пользуется в Лондоне.