Опергруппа, на выезд!

— Вчера в 23 часа 30 минут на танцевальной площадке неизвестный нанес ножевое ранение в грудь Николаю П. Вам поручается заняться этим делом.

Первое серьезное задание. И сразу же первое разочарование: пострадавший ничего не смог рассказать о случившемся.

Два дня ходил участковый по райцентру, исколесил окрестные деревушки. С людьми беседовал — хорошо, что среди них стало много настоящих друзей. Они-то и помогли напасть на след преступника. Все тщательно проверил, взвесил «за» и «против». И когда уже не было никаких сомнений, предъявил обвинение Валентину Ж. Как ни увертывался парень, как ни доказывал свое алиби, материалы, добытые Александром, приперли его к стенке…

Потом искал велосипед, похищенный у старого учителя.

Знание жителей участка, их поведение на работе и дома тоже помогли. И народные дружинники внесли тут немалый вклад.

Эти и другие дела дали возможность начальнику отдела милиции записать в рапорте на имя начальника управления:

«В результате успешной деятельности т. Белевцева за 1960—1961 годы все преступления в городе Пошехонье-Володарске раскрыты».

Грудь молодого офицера украсил знак «Отличник милиции».

Шли дни, месяцы. Росло мастерство. Позади институт. Капитан милиции Белевцев назначен старшим следователем следственной группы управления охраны общественного порядка по Борисоглебскому району.

И снова, как там, в Пошехонье, шли трудовые дни. Начинал все с самого начала. Знакомство с районом, с людьми. Теперь только было чуть-чуть легче…

На столе приветливо шумит чайник. Лариса готовит ужин. Александр с дочками в уголке заговорщически совещается: до 8 Марта всего три дня и, конечно, разговор идет о подарке маме.

— Молодежь, все готово! — кричит Лариса. — Остынет!

И семья усаживается ужинать.

Тревожная трель телефонного звонка.

— Да, да. Сейчас иду…

Александр накидывает шинель.

— Чаек-то подогрейте, я тут рядом сбегаю!

…По улице металась растрепанная, с обезумевшим лицом, женщина. Из раны на плече текла кровь.

— Убьет! Дом спалит! Ребенок!.. — кричала она.

Белевцев вбежал в дом, Ему тут все было знакомо: сколько раз приходилось увещевать хозяина, который пил беспробудно. В сенях толпилось несколько человек. Александр оттеснил их, рванулся к комнате, где бушевал пьяный Перепелкин.

— Успокойся! — твердо зазвучал голос капитана. — Открой дверь! Помогу тебе раздеться, выспишься. Ну, а потом поговорим…

За дверью раздавались дикие выкрики: «Убью, уйди!»

Александр надавил плечом на дверь. Она скрипнула и распахнулась. На мгновенье его фигура застыла в проеме: осматривался, искал детскую кроватку. Бросился вперед. Но не успел.

Раскатом грома ухнул выстрел. Пуля пробила сердце…

Такой была его жизнь коммуниста. И погиб он, советский милиционер, спасая жизнь других.

Над притихшими рядами таких же, как и он, солдат в милицейских мундирах твердо звучит голос начальника отдела. Он читает Указ Президиума Верховного Совета СССР.

— Наградить медалью «За отвагу» посмертно…

…Бережные любящие руки кладут полевые цветы на холмик. Таня, Лена и Наташа в который раз вглядываются в родные черты, запечатленные на портрете. Они знают: только так должен был поступить их отец, капитан советской милиции Александр Белевцев. И никак иначе.

Г. Баунов Дятел терпит крах

— Вот так, гражданин начальник. Нету фактов-то, нету! Извиняюсь, придется вам меня того — на волю, как говорится, тю, тю…

Дятел, нагловато ухмыльнувшись, нетерпеливо заерзал на стуле, бросил настороженно-выжидательный взгляд на сидевшего напротив него сотрудника уголовного розыска.

Леонид Федорович опять промолчал. Кто бы знал, каких усилий стоит сейчас ему вот это внешнее спокойствие! «Выдержка и еще раз выдержка, — внушал он самому себе. — Один неверный шаг, невпопад брошенное слово и кто знает, как пойдет дело, не порвется ли та единственная невидимая, казалось бы, ниточка, которая наикратчайшим путем ведет к раскрытию преступления».

— Нету фактов-то… — принялся было опять за свое Дятел, но неожиданно для самого себя осекся, притих.

Какие глаза у этого из розыска! Светло-голубые. Они смотрят и будто пронизывают насквозь. Они знают все, не спрячешься от них.

По телу Дятла пробежал неприятный холодок. Он опустил голову, вяло, словно нехотя, поежился.

И вообще странный какой-то. Не выходит из себя, не торопится с заключениями. Если бы не эти глаза — Дятлу показалось, что в этот миг они были иронически осуждающими, — не это выводящее из равновесия хладнокровие, то неизвестно, чем бы все кончилось. А сейчас словно обожгло: «Выкручусь ли!»

Дятел почувствовал вдруг, как в нем что-то надломилось, ощутил в теле слабость. «Возьми себя в руки, дурак! Чего испугался», — зло выругал себя.