Опергуппа в Лукошкине. Трилогия

– Бабуля, здесь дубль пусто! Я не нахожу ни одной причины, по которой Кощей Бессмертный был бы вынужден задержаться в Лукошкине.

– Дак ведь ты сам говорил, будто из-за таможни на воротах да чтоб отделение наше милицейское под корень извести…

– Все это эмоции, – вяло отмахнулся я, – по большому счету подобные мелочи такого крутого уголовника не удержат. Должно быть что-то еще… Что-то очень важное, чего мы пока не знаем, но без разрешения этой загадки нам дело не раскрыть.

– Уж и не знаю, что тебе присоветовать, касатик…

– Да особо советовать нечего. Но если мы на время опустим эту тему, то дальнейшее развитие событий было таково… Пока Кощей тайно пробирался в столицу, его сообщница сделала все, чтобы убрать меня с дороги. Был разыгран целый спектакль с похищенным кольцом, и банда Поганова наверняка бы расправилась с нами, если бы не роковая случайность – Митька! Заметьте, все началось, как только мы потянули первую ниточку, ведущую к Ксении Сухаревой. Преступница убирает случайного свидетеля – дворника Николая Степановича, отца покойной. Поняв, что затея с постоялым двором на грани провала, она так же легко избавляется и от Селивестра Петровича. Убежден, что без посторонней помощи и Настасья не смогла бы от нас убежать. Дальше – все как по маслу… Мы движемся к цели – противник принимает контрмеры. В дело идут любые средства – клевета, отравления, засады, народные волнения и даже стопроцентная надежда на вспыльчивый характер царя. Ей-богу, Горох мог запросто казнить меня и за смерть любовницы, и при последнем бунте. На каком этапе в игру вступил Кощей, я точно сказать затрудняюсь…

– Чего ж тут мудреного? Логически мыслить надо… – насмешливо подковырнула бабка. – Как на улицах наших маньяк кошачий объявился, так, считай, Кощеюшка с того дня и здесь.

– Спасибо, – даже покраснел я, решение действительно было чересчур простым. – Наша беда в том, что мы вечно плетемся в хвосте у преступников. Нам никак не удается их опередить…

– Ну уж тут мне тебя и утешить нечем… Кто задним умом крепок, тому в милиции делать нечего! Сам думай давай!

Думать я не мог. Мои мысли все равно были заняты образом смешливой черноглазой Олены, моей несложившейся любви…

– Никитушка?

– Да?

– Я вот что подумала, – Баба Яга опять напустила на себя торжественно-строгий вид, – ведь ежели враги наши так смерти твоей желали, а у сподвижницы Кощеевой и шапка-невидимка была, и нож мудреный, и яды сильные – что ж она тебе-то ничего не подсыпала?

– Не знаю… В принципе, если судить по тому, как ловко она отравила троих… могла бы запросто.

– Так, может, мы сгоряча на девушку всех собак вешаем? У нее небось хоть что-то светлое в душе да осталось… – И Яга начала собирать завтрак.

Я только тяжело вздохнул. Наш разговор прервал Митька, ворвавшийся в горницу, как ураган Борнео.

– Батюшка сыскной воевода, беда!

– Я слушаю.

– Дык… че-то спокойны вы? Я ж говорю – беда!

– Митя, поменьше патетики, – попросил я. – И позу смени, в такой только святые отцы проповеди читают. Ножки ровно, пятки вместе, носки врозь, руки по швам! Вот так, теперь докладывай…

– Беда, Никита Иванович! – Он выполнил мои указания, но театрально страждущий тон не сменил. – Накатилось на нас горе великое! И на вас, и на нас, и на весь наш народ разнесчастный… Вот уж беда пришла, всем бедам беда! Сподобил Господь дожить до такого позору… И как я теперь тока людям добрым в глаза-то смотреть буду?! Ой, беда, беда, беда… Забубенная моя лихая головушка! И за какие грехи-провинности такие беды на честную милицию с небес сыплются? Такая беда, уж такая… ровно и не беда обнаковенная, а сущая кара Божья! Вот такая вот беда, Никита Иванович…

– Бабуля, – сдался я – он меня быстро утомляет, – дайте, пожалуйста, лист бумаги и ручку из планшетки – я его просто уволю. За паникерство и саботаж…

– Докладываю по сути дела, – мгновенно исправился Митька, – вызывают вас в царский терем, ответ держать.

– За что ответ?

– А за то, что дьяк Филимон да пьянчужка Пашка Псуров полчаса назад надеже-государю чертежи украденные на подносике, Хохломой писанном, принесли! Теперича Горох вас к себе требует…

Баба Яга аж ватрушку на пол уронила. Понятно, для нее такой расклад равнозначен полному крушению последних надежд. У меня была иная точка зрения… Я не мог сделать вид, будто данное известие такое уж приятное, но и впадать в трагедию не имело особого резона. Да, несомненно, если все сказанное нашим сотрудником – правда, то это действительно серьезный удар по моему престижу. Ну и в моем лице соответственно удар по всей лукошкинской милиции. Таких пинков мы давненько не получали…

– Как это произошло?

– Не ведаю, батюшка сыскной воевода, а тока весь город об этом толкует как о чуде невиданном! Недаром мудрые люди говорят, что дуракам везет…

– Прав он, Никитушка, – поддержала Баба Яга, – какая уж нам теперича разница, как энта жар-птица двум смутьянам в руки немытые запорхнула… Для нас с тобой одна работа осталась – замок на отделение вешать.

– Это почему же? – встревожился Митька.